Читать «Ожидание: повести» онлайн - страница 141

Дмитрий Михайлович Холендро

— Эй, да погоди ты! — легко отталкивает его Харлаша.

Скрипит дверь, и щенок тявкает.

— Ветер же! — смеется Харлаша.

Но с порога слышится протяжное:

И потяга-али канаты смоле-еные…

И Харлаша выпрямляется, отряхивая руки о штаны.

— Лука!

Блин кепчонки на сивых, с рыжинкой, космах, и что-то раздулось под плащом. Как фокусник, Лука вытягивает из-под плаща здоровенную бутыль и сразу худеет.

И потяга-али канаты смоленые…

Он аккуратно ставит бутыль в центр стола.

— Молодое.

Харлаша шаркает в кухню и приносит стаканы, а Лука, выдернув бумажную пробку из бутыли, принюхивается к вину.

Весь процесс рассаживания, потирания рук, покашливания доставляет массу удовольствия Луке, и совершают его старики молча. Булькает вино в горлышке бутыли, светлое и не очень прозрачное, в самом деле молодое, из ягод, еще недавно висевших на виноградных плантациях соседнего совхоза, тоже молодого, потому что во все памятные обоим времена винограда здесь не сажали.

— Ну!

Они слегка наклоняют стаканы навстречу друг другу, как бы чокаясь, и пробуют.

— Хорошее, — говорит Харлаша.

И потяга-али канаты смоле-еные…—

тянет и наливает снова Лука.

— Постой… — просит Харлаша. — Что ты зарядил?

Лука сразу обрывает свою припевку, на полуслове, и ждет, какую начнет Харлаша. Пел он когда-то — ни в сказке сказать, ни пером описать, в кого-то ведь пошел Виктор. Смолоду и выпить не стеснялся, ах, вернуть бы те времена, гульнуть нараспашку!

Приоткрывается рот Харлаши с одиноким, как сиротливая печная труба на пепелище, зубом, и, мешаясь с хрипотцой, пытаясь вспомнить, как это было, голос его выводит и грустно, и тепло, и даже красиво:

Рыбак чинил худые сети, Далеко в море заплывал. Он прожил много лет на свете. Но счастья так и не поймал.

Подперев щеку кулаком, слушает Лука, сам подпевает помалу, чтобы не мешать.

А рыбка мимо проплывала, Опять худою стала сеть… Пока невеста ожидала, Успела девка постареть.

Потом они еще раз хвалят вино и заводят ту невеселую, в общем-то невесть кем сочиненную рыбацкую песню-исповедь, обрывок которой всегда мурлычет Лука. В ней рассказывается о жизни морских трудяг в давнее время, когда все шло хозяину, и твоя сила, и твоя рыба, а тебе оставались только пот да слезы. И длинный этот рассказ, из которого Лука забыл больше половины, перебивается, как тяжким вздохом, одним оправданием:

Были б вы тоже судьбой обделенные, В море бы с нами пошли. И потягали канаты смоленые, Жизнь по-рыбачьи вели…

Э, нет, не стоит жалеть о тех днях! Невеселые они были, с нынешними не сравнишь. Нынче в море так канатов не тягают, скоро рыбу будут из сетей прямо на сковородки отправлять по трубам. Нынче есть чему радоваться, да не радостно…

И потяга-али канаты смоле-еные, —

поет Лука, а сам присматривается, нутром чуя какую-то перемену в доме, а какую — еще не ясно.

Он знал, что Харлаша больше никогда не будет ходить на почту за письмами и байки пускать, будто Витька ему пишет, тоже не будет, но не понимал, что случилось. Что-то… Сразу не разгадаешь. Тут народ, как говорил Лука, секретный. Уж это Луке известно, потому что хоть и пожиже, но сам он из того же теста замешен.