Читать «Златоборье» онлайн - страница 4
Владислав Анатольевич Бахревский
— Так! — сказал дедушка. — Внучку пугать взялись!
Даша уже выбралась из-под одеяла и храбро улыбалась.
— Я, дедушка, ничего. Я не очень… испугалась.
— Ну и молодец, а с этими я ужо побеседую. Как же это мы с тобой разошлись? Тропинка-то одна.
Рассказала Даша и про ягоды, и про плавание. Дедушка туча-тучей, она его успокаивает:
— Дедушка, все ведь хорошо кончилось. Даже лодка нашлась. Одну сосну Родимую жалко.
— Ужо будет им! — пообещал дедушка. — Бобы-то где?
— Да в грядке сидят.
— Ах, молодец! Работница наша.
— Какая же работница. — Даша покосилась на веник, ан кровать, стоявшую посреди избы, и вздохнула.
— Сей миг все будет на месте, — сказал дедушка. — Пирогами тебя угощу из сушеной черники да черемухи.
— Пироги долгое дело, дедушка. Печь ведь надо протопить.
— У кого долгое, да не у нас. Пошли на лужок, цветы проведаем.
Колокольчики, ромашки, Иван-да-марья, алые часики так тесно окружили их, что ступить было некуда.
— Это Даша, внучка моя! — говорил цветам Никудин Ниоткудович. — Хорошая девочка, цветов зря не срывает, бобы посадила.
К дедушке подлетели бабочки, пчелы, шмели. Садились ему на плечи, на бороду. И тут Дашу укусил в ногу муравей. Да пребольно!
— За что он меня, противный?! — рассердилась Даша.
— Да ты же норку закрыла! — покачал головою дедушка. — Я бы на твоем месте извинился.
— Извините, — сказала Даша муравьям.
— Ладно, пошли пироги есть, — сказал дедушка, вроде-бы не шутил.
И вот ведь чудо, когда они вошли в избу, все в ней блистало чистотой, стол был накрыт, и на большом блюде попыхивали румяными боками заказанные дедушкой пироги с сушеной черникой и с черемухой.
Дедушка! — Даша вздохнула. — Дедушка научи меня чудесам.
— Какой из меня учитель, — развел руками дедушка. — Переселяйся ко мне на лето. Сама всему научишься. Сегодня переночуй дома, а завтра утром собери рюкзак и перебирайся ко мне хоть до первого сентября.
БЕЛЫЙ КОНЬ
В полночь сел Никудин Ниоткудович под сорочьей сосной. В свистульку глиняную — в коняшку полосатую свистнул, в ладоши хлопнул, посошком о землю пристукнул. И — никого!
— Стыдно? — спросил Никудин Ниоткудович. — И на том спасибо, что не всю дурь свою перед Дашей выказали. Вот уеду к сыновьям в город — и оставайтесь себе не здоровье. Вместо меня пришлют какого-нибудь… с магнитофоном. Не то что птицы — лягушки сами себя не услышат. На меня разобиделись — меня и пугайте. Даша вас за друзей почитает, за хранителей Златоборья.
Хоть никто на горькие слова не отзывался, Никудин Ниоткудович знал — слушают. Еще как слушают!
— Беда ведь, право! — сокрушался лесник. — Одно, может, Златоборье и не тронуто на всем белом свете. Про нас забыли, потому что Проклятое место близко. На мою жизнь хватило счастья — в Златоборье, в Старорусском лесничестве службу служить. О Даше забота. Ей хочу передать Златоборье. Умников боюсь. Один болота осушает, другой сажает лес в степи, а лес обращает в степь. Тому реки не туда текут. Этому море подавай под окошком…
Замолчал Никудин Ниоткудович. С воды холодом потянуло. И вдруг — щелк, щелк! Соловей! Луна взошла. Поднялся Никудин Ниоткудович с корней Сорочьей сосны и пошел в Златоборье, за песней соловьиной. Во дворец свой никем не строенный, не писанный. Привела песня Никудина Ниоткудовича на болото. И смолкла.