Читать «Златоборье» онлайн - страница 6

Дверь в избу отворилась сама собой, но дедушки дома не оказалось. Его вызвал в контору лесничий Велимир Велимирович.

Даша положила на сундук портфель с книжками, сняла с плеч рюкзачок и принялась хозяйствовать. Ну, конечно, сначала надо было вымыть полы. Хотела ведра взять, а они с лавки — на коромысло, коромысло — за дверь. Колодезный журавель обрадовался, заходил, заскрипел — и пырь в колодезь.

Даша только и успела, что руками развести, а ведра — вот они, до краев полнехоньки. Подоткнула Даша подол, намочила тряпку, а тряпка под кровать да по углам и уж гонит застарелую грязь. Вроде кто-то еще и шепчет:

— Подберите ножки, барышня.

Даша на лавку села, помалкивает, поглядывает. Тряпка так и эдак по полу гуляет. От половиц сияние. Как новые!

— Спасибо! — шепнула Даша неведомо кому и заглянула в печь. А дедушка щи уж заранее спозаранок сварил.

«Напеку, пожалуй, оладушек! — решила Даша. — Дедушка оладушки любит!».

Взяла муку сеять, а за сито никак не ухватиться, само туда-сюда ходит. Ковшик уж за водой слетал, яичко над мукой разломилось, солонка посолила, сахарница посахарила. Даша руку мукой не запудрила.

Дальше — больше. Сковорода — на загнетке шипит, половник тесто разливает, нож оладушки переворачивает. Один румяней другого!

Взгрустнулось Даше, хотелось быть помощницей дедушке, а как тут поможешь, когда работа сама собой делается. Что там говорить! Ждала чудес в сторожке. Но чудеса должны быть в радость. Села Даша на лавку, смотрит в окошко. А на дворе потемнело, солнце в тучу ушло, гром погромыхивает. Горелым вдруг запахло.

— Ой! — спохватилась Даша. — А ведь это оладушка пригорел.

Подбежала к печке, пригорелый оладушек сняла, принялась печь по-своему… Хорошо у нее получилось. Каждый оладушек — как солнышко. Напекла целую горку.

Смотрит, а за столом — тихая компания.

— Здравствуйте! — сказала Даша. — Вот оладушки. — И удивления не выказала.

— Я Проша, — сказал Проша, почесав лапкой в голове. — Домовой.

— Я Сеня, — сказал мужичок в рубахе с подпоясочкой. — Дворовый.

— Я Гуня Гуменник, — фыркнул по-кошачьи, отворачиваясь, ужасно похожий и на чучело и на кота. — Я — злой, — сказал и сконфузился, головой под стол полез.

— Ну, а я буду — Дуня Кикимора, — молвила косматенькая и не очень-то веселая на вид женщина.

Даша проворно ставила перед каждым гостем, вернее сказать хозяином, тарелку с оладушками и чашку со сметаной.

— Кушайте на здоровье, — пригласила Даша и вдруг заметила, что у Проши в лапке подгорелый оладушек.

— Я поменяю!

— Мое упущение — мне и есть, — сказал Проша и признался: — Люблю с угольком.

В это самое время одна ступенька на крыльце пискнула мышкой, другая мяукнула кошкой, третья вздохнула медведем. И за столом — никого, и посуда вся убрана.

Вошел Никудин Ниоткудович. Внучке обрадовался, а глаза — невеселы.

— Что, дедушка?

— Начальство едет. Про Маковеевну прознали.

— А ты мне Маковеевну покажешь?

— Пошли.

— Нет, дедушка. Ты сначала пообедай.

МАКОВЕЕВНА

За синей поляной перепрыгнули певун-ручей. Прошли через борок из лиственниц, и вот она — Маковеевна. Крыша чуть не до земли, а по крыше с двух сторон маковки, все вверх, вверх, поднимая одна другую и все вместе главный купол, плывущий по облакам.