Читать «Убить Петра Великого» онлайн - страница 117
Евгений Сухов
— Мне с тобой, Евдокия Федоровна, переговорить надобно, — негромко произнес он.
С правой стороны руку царевны поддерживала Лукерья Черкасская — некрасивая боярыня с побитым оспой лицом, а с левой, так же бережно, держала царевнин локоток боярыня Василиса Нарышкина. За ними стояли боярыни чином поменьше.
— А ну пошла отсюда! — Ромодановский пнул носком сапога карлицу, топтавшуюся у его ног; отскочив, она в страхе посмотрела на главу Преображенского приказа. — Поразвелось! Еще раз появишься, зашибу! Поговорить бы, государыня…
— Чтобы я наедине с мужчиной осталась? — удивленно вскинула брови Евдокия. — Что тогда обо мне думать будут?
Князь недобро хмыкнул:
— Уж мне бы ты не говорила, государыня, ведаю я! Ну что ж, коли не желаешь, тогда при челяди беседовать будем.
За спиной князя сгрудилась дюжина солдат Преображенского полка. В диковинку им было пребывать во дворце. По вытянутым лицам становилось понятно, что хотелось им пройти внутрь, но воле Ромодановского перечить они не смели. Нынче князь — главный на Руси. Так что и стояли дурнями посередине комнаты.
— Говори!
— А не пожалеешь, государыня? Дело-то особое.
— Это как богу будет угодно.
Боярыни под строгим взглядом князя Ромодановского наклонились еще ниже. Не слышать бы да не видеть ничего, но не бросишь же царевну!
— Я тут твоих монахинь порасспрашивал из Богоявленского монастыря, так что не обессудь, государыня…
— Полно тебе, князь. Говори, зачем пришел.
— Так они в один голос поведали о том, что грех на тебе имеется, матушка…
Ромодановский выдержал паузу. Не дрогнула государыня, смотрела как прежде прямо, вот только щеки слегка порозовели.
— Ой, как грешна, — закачалась голова князя. — В прелюбодеянии замечена… С окольничим Степаном Глебовым.
— Напраслина это, — холодным тоном отвечала государыня. — Навет пред мужем моим и государем.
— Навет, говоришь, матушка? А только ведь, кроме показаний монахинь, у нас еще кое-что имеется. Письма твои, что ты Глебову писала! Или отрицать будешь? В них ты его называла «мой сердешный друг да радость моя». — Скривившись, добавил: — А в последнем письме приписочку такую сделала, что «целуешь его во все члены». Может, хочешь сказать, что не ты писала это письмо?
С лица государыни сошла кровь.
— А только твою руку челядь признала. И еще Степан Глебов на каждом твоем послании приписывал: «От царевны Евдокии». Может, ты не веришь? Матвей! — громко позвал Ромодановский.
— Я здесь, Федор Юрьевич, — палач протиснулся вперед из-за спин солдат.
— Письма при тебе?
— При мне, князь! Храню их как зеницу ока. Пожалте, Федор Юрьевич, — вытащил он грамоту.
Ромодановский взял эпистолу, бережно развернул.
— Узнаешь свою руку, Евдокия Федоровна? — тряхнул он листком бумаги. — А это еще что за приписки? Хо-хо… Читаю! «Чего же ты, окаянный, государыню-то мучаешь? Она без тебя извелась, так что ей теперь белый свет не мил». Наверняка верная тебе Анна Кирилловна писала… Не мешало бы и ее под кнут уложить. Так чего же ты молчишь, матушка? Может, тебе язык кнутом развязать? Так я Матвея попрошу, подсобит он тебе, он большой мастер в этом деле. Даже если язык в узел стянешь, так он все равно его развяжет.