Читать «Стихи из книги “Цепь человеческая"» онлайн - страница 5

Шеймас Хини

VIII

Чернильница — забытое понятье, Тем более, чернильница из рога, В которую когда-то Коллум Килле Макал свое перо и возмущался Нахальными гостями, Что нарушают тишину Айоны: Ворвутся крикуны, Божбою буйной оглашая остров, И, зацепив ногою, опрокинут Мою чернильницу из рога бычья, Быки безумные, Прольют чернила.

IX

Одни поэты свято верят в мысль, Что обнимает мир единым словом, Другие — в высшее воображенье Иль память о единственной любви. Что до меня, я ныне верю только В усердье пишущей руки, в упорство Строк, высиженных в тишине, и книг, Которые хранят нас от безумья. Книги из Келлса, Армаха, Лисмора. «Воительницы», вестницы, святыни. Дубленая, просоленная кожа. Надежные, испытанные перья.

Под самой крышей

I

Как Джим Хокинс на салинге «Испаньолы», Когда он смотрел с накренившейся мачты В прозрачное мелководье, а там — Песчаное волнистое дно, над которым Проходят стайки полосатых рыб, — и вдруг Лицо Израэля Хендса, каким его Джим Увидел на вантах пред тем, как выстрелить, — снова Встает, колыхаясь… «Но он уже дважды мертвец — Прострелен пулей и водой захлебнулся».

II

Сквозь ветки березы, разросшейся за двадцать лет, Гляжу на Ирландское море в окно мезонина — То ли моряк, высаженный на пустой островок, То ли юнга в бочке на верхушке грот-мачты, Опьяневший от ветра, капитан своей собственной жизни, Слушающий, как гудят дерево и такелаж От киля до клотиков, и уплывающий вдаль Вместе с этим шумом и колыханьем теней, С этой волнующейся, как шхуна, березой.

III

Из коридоров прошлого, из темных его глубин, Неслышно ступая, является дед мой умерший. Голос его дрожит, как колеблемый сквозняком Полотняный задник в клубе на детском спектакле, С которого я только что вернулся. «А Исаак Хенде, Допытывается он, — был ли там Исаак?» Его память так же колеблема и нетверда, И провалы ее окончательны, как этот всплеск, Когда тело Хендса кануло в воду залива.

IV

Я тоже старею и начинаю забывать имена, И моя неуверенность на лестнице Все больше походит на головокруженье Юнги, впервые карабкающегося на рею, И все больше памятных, неизгладимых страниц Стирается начисто, но и теперь Я ощущаю, как будто въявь и сейчас, Этот палубы вздрог и горизонта крен, Когда якорь поднят и ветер крепнет в снастях.