Читать «Усталость» онлайн - страница 26

Я дошел до Маарьиного дома. Он мне часто снится.

Но в снах он призрачный, без дверей, я блуждаю по коридорам и никак не могу выбраться на улицу. Наяву же это самое обычное здание прошлого века. Я бы даже сказал, что коварно и нарочито обычное, похожее на человека, который притворяется спящим, но подглядывает за тобой сквозь ресницы.

Я открыл дверь и ощутил этот извечно знакомый запах. Старые дома пахнут большей частью приторно. Погребами, влажными трубами канализации и капустой. Дом Маарьи — тоже достаточно стар, но пахнет совсем иначе. В его коридорах веет чем-то, напоминающим аромат тысячелистника и лесной мяты. Может, его бревенчатые стены законопатили какой-нибудь травой. А может, где-нибудь в щелях все еще тлеет пучок тысячелистника или полыни, служившей снадобьем от кашля или от живота каким-нибудь дедкам-бабкам, давно уже ушедшим на вечный покой.

Под ногами мяукнула кошка. Она просилась на улицу. Я распахнул дверь, но кошка медлила. Ее зеленые глаза изучали меня холодно и неподкупно. Лишь после того, как дверь начала сама по себе закрываться, она вдруг одним прыжком вымахнула на улицу.

Я не переношу кошек. «Не переношу» — это, пожалуй, не совсем точно. Я даже побаиваюсь их. Абсолютно уверен, что кошки нас, людей, ненавидят. Они живут рядом с нами две тысячи лет лишь потому, что голод все-таки выгнал их из леса. Возможно, они сначала раздумывали не одно столетие, следили за нами из зарослей сверкающими глазами и все сомневались, но в один прекрасный день решили все-таки прийти к нам, вернее, были вынуждены прийти. Но они нас ненавидят. Ну, конечно, мы им противны: большие безволосые мешки теста, медлительные, неуклюжие, неграциозные, зато богатые. Ведь мы получаем откуда-то и молоко, и рыбу, и мясо.

У кошек, даже у весьма избалованных и откормленных, есть такая манера — выедать у мертвецов носы. Помню случай, когда кот сутки напролет кружил возле амбара (там стоял гроб) и вообще, — так мне во всяком случае запомнилось, — был неестественно возбужден. Если кто-нибудь заходил в амбар, он исступленно рвался туда же. И наконец, уже в день похорон, так-таки прорвался, никто не знал как. Кот сидел на крышке гроба, над самым лицом покойной, и в глазах его, клянусь, светилось холодное бешенство: ведь гроб был закрыт.

Я позвонил, но мне не открыли. Это было так необычно, что я жал на звонок целую минуту, а то и две. Лишь после этого я сообразил, что у Маарьи в самом деле нет такой манеры — вечно сидеть дома.

Я начал спускаться. В почтовом ящике белел листок, и я его выудил. Да, он был адресован мне.