Читать «Эсэсовцы под Прохоровкой. 1-я дивизия СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» в бою» онлайн - страница 41
Курт Пфёч
— Абитуриент?
— Так точно, унтершарфюрер! — Лечь — встать! Лечь — встать!
— Вы знаете Ницше?
— Так точно, унтершарфюрер! — Лечь — встать! Лечь — встать!
— А можете ли вы что-нибудь процитировать из него?
«Будь благословенно то, что делает твердым!» — Это было написано на плакате над входом в лагерь пимпфов. И это пришло в голову, и я выпалил, словно из пистолета.
— Ну, тогда давайте сделаем вас еще жестче, совершенно так, как благословлял старик Ницше!
И все равно одурачил! Чертов лозунг! Проклятый Ницше! Проклятый Ауэр! Я, что называется, попал! И я это понял. Здесь не поможет ни Бог, ни черт, и я напрягся, как никогда до этого в моей жизни. Через несколько минут он снова насмехался надо мной:
— Ну, Ницше? Знаете еще какую-нибудь цитату?
Еще одну? Именно из Ницше? А говорил ли он вообще что-то еще?
— «Будь благословенно то, что делает твердым!»
— Я думаю, — улыбался Ауэр, словно Мона Лиза. — Кажется, это стало девизом всей вашей жизни. Идите сюда.
Он подвел меня к подоконнику и приказал:
— Упор лежа принять! Самый интеллектуальный вариант: ноги на подоконнике. Руки — на полу!
При третьей попытке я ударился лицом о кафельную плитку. Сапоги соскользнули с подоконника, и я свалился, обливаясь потом, безвольный и обессиленный и услышал проклятый голос:
— Ну, Ницше? Вы что-то ищете? Хэй-я — это что, мы начали вечернюю молитву?
И мне захотелось встать. Я был готов, прикончен и тем не менее хотел подняться. Зачем? Неужели я такая бесхарактерная свинья, что со мной можно делать все, что угодно? Лежи, приятель! Прикинься обессиленным! Вытошни свое бешенство на кафельный пол. Хрипи, стони, закати глаза!
— Может быть, вам при ваших поисках еще что-нибудь вспомнилось?
Этот голос — эта проклятая цитата! Да что ему надо от меня, этой свинье, этой собаке?
— «Будь благословенно то, что делает твердым!» — Я встал!
— Хорошо, Ницше! Ваша неисчерпаемая сокровищница цитат просто не дает застать вас врасплох! — Его улыбка стала четче: — «Знание — сила!» Так или нет?!
Тогда я должен был взять две деревянные табуретки. На одной — ноги, на другой — руки, и снова отжиматься, и снова приседать. И я снова упал с табуреток и остался лежать, как мокрая тряпка.
— Вы не хотите больше или не можете больше?
«Господи, прекрати, чтобы я больше не слышал этого проклятого голоса. Прекрати все! Наконец, прекрати!»
— Да ответьте же, наконец, Ницше!
Я снова поднялся? Неужели я все еще не был прикончен? И вдруг осталось только бешенство! Бессильное, жгучее бешенство и желание вышибить прикладом из проклятого голоса усмешку. Разбить в крошево эту морду! Забить проклятого унтершарфюрера Ауэра до смерти!
— «Если идешь к женщине, не забывай плетку!»
Неужели это был я? Этот хрип, но я совершенно не хотел — я хотел этой сволочи, этому садисту размозжить башку. Я хотел. А потом услышал его смех. Он прислонился к стене и смеялся, смеялся, как и говорил, тихо, цинично, надменно, и я слышал этот смех, который, как казалось, мог принадлежать только ему, настолько громким и раскатистым, как будто смеялась целая рота.