Читать «Мой папа Штирлиц» онлайн - страница 110

Иногда, уже заведя мотор и взявшись за ручку дверцы, "шофера" вдруг пускаются друг с другом в долгие, кажется, злорадные переговоры, а будущие граждане-пассажиры терпеливо поджидают, или, как часто в городе шутят, "подъевреивают". Лишь изредка кто-нибудь взрывается и материт поступенчато и автобусы, и шоферов, и городское начальство, и все на свете.

О сидячем месте Антошке не приходится и мечтать. Даже если удастся порой юркнуть в салон раньше других, то, как набьется полный автобус, так обязательно какая-нибудь бабка нависнет своей безразмерной грудью, зашмыгает носом и давай страмотить – безобразие, дескать, совсем молодежь обнаглела – места старшим не уступють.

Хочешь-не хочешь, приходится вставать. Стоит же бабке на Антошкино место пристроиться, как тот час неизвестно куда девается праведный гнев с одышкой, и начинается фальшивая воркотня типа "спасибо, внученька, настоящая пионерка, давай узелочек подержу".

Повиснув на поручнях, Антошка язвительно думает: "Как же, дурочку нашла, подержит она. Одна такая уже подержала!". Ей ли не помнить, как однажды доверила она свой узелок такой же вот доброхотке, а потом, как оттеснили назад, да как сжали со всех сторон до полного выпучивания глаз, так бабуся и испарилась неведомо куда вместе с узелком.

Долго еще, небось, потом наслаждалась Антошкиной мочалкой, шампунем "Русский лес" и почти новым куском "Земляничного" мыла. А бельишко чистое скорей всего на тряпки извела, ей-то оно и на нос бы не влезло.

Крепко досталось тогда Антошке от матери за излишнюю доверчивость. Мало не показалось!

За воспоминаниями она не заметила, как автобус тронулся; как побежали за дребезжащими стеклами сначала высеребренные дождями поселковые заборы, с тихонько подглядывающими из-за них кудрявыми головками золотых шаров да настырно прущей крапивой; как надвинулись потом кирпичные громады хлопчатобумажного комбината имени "25-го Октября"; очнулась лишь, когда замелькали пыльные липы улицы Ленина, и новой волной пассажиров ее, как пушинку, оторвало от поручней, закружило и приплюснуло к стеклу задней площадки рядом с билетной кассой.

Если уже от конечной автобус отчаливает с изрядно набитым брюхом, то на подъездах к центру приходится удивляться, как он только не лопнет! С людьми же происходят прямо-таки сказочные превращения.

Казалось бы, только что стояли на остановке люди – как люди. У всех свои заботы, каждый сам по себе: один в дырявых трениках с выгоревшим рюкзаком за плечами едет окучивать свой ненаглядный огородик, другая, прознав, что где-то дефицит выбросили, спешит урвать его, пока другие не расхватали; третий не чает, как после смены засесть дома с газетой перед тарелкой дымящихся щец, четвертая предвкушает, как будет чесать язык об соседей, обосновавшись на лавочке перед подъездом.

Стоит же появиться автобусу, как все эти отдельно стоящие граждане и гражданки устремляются в атаку стальными рядами, чтобы по головам ближних втиснуться в салон, слиться с ощерившим каменоломни ртов и воздевшим к поручням волосатую чащу рук многоголовым драконом и потерять сочувствие к оставшимся на улице. Пока сами лезли, напирая на неподатливую костистую стену, так кричали: "Подвиньтесь братки, чай не баре... всем ехать надо", – а стоило укрепиться в пассажирском статусе, как тут же давай понукать водителя: "Поехали, и так тесно, аж дышать темно!".