Читать «Это они, Господи...» онлайн - страница 212

На этом статья в «Литературной России» кончалась, хотя не кончалась моя рукопись. Статья была напечатана 6 июня этого года.

Кстати, о приёмах и неприёмах. Я не стал бы касаться этого деликатного биографического обстоятельства, если бы тут не шла речь о Советском времени и его порядках. Ты пишешь. Дементьев: во время войны «жили мы трудно и бедно». Ну, тогда все так жили. Однако вас точила и своя печаль: «Отец был арестован по 58-й статье. Мама воспитывала меня одна». Но в другой раз уверяешь, что «родители (!) прошли лагеря». Значит, и мать сидела? Кто же тебя растил — бабушка? Тут нужна точность. Что ж ты о бабушке Лермонтова стихи написал, а о своей — ни слова. Это неплохо бы прояснить.

Дальше ты уверяешь, что в 45-м году «именно из-за отца» тебе не приняли в Военно-медицинскую академию. У тебя, говоришь, вот уже шестьдесят с лишним лет хранится драгоценный документ и ты его будто бы цитируешь: «По условиям конкурса ваша кандидатура для поступления в Военно-медицинскую академию не получила поддержки. Председатель приёмной комиссии…». Документик сомнительный, сильно похож на враньё. Обычно во всех вузах вывешивались списки и все абитуриенты с трепетом искали в них свои фамилии. А тут какая-то справка, объяснение… Да ничего подобного не было. Документик этот ты сочинил сам, что подтверждают и нелепые слова о какой-то «поддержке», которую-де кандидатура не получила. Никакой поддержки для поступления в вузы у нас не требовалось, только — аттестат об окончании школы. Это ныне требуется поддержка тугого кошелька. И почему ты скрыл имя председателя комиссии? Пусть бы люди узнали перестраховщика.

Твой друг Владимир Войнович уверял, будто его не приняли в Литературный институт потому, что сочли за еврея, а я, говорит, отродясь евреем не был, только похож. Что же, ему так и сказали: «Евреев не берём»? Критик Сарнов рассказывает, как в своё время обстояло дело с приёмом в гимназию Бориса Пастернака. Он приводит письмо директора гимназии к родителям, в котором прямо говорится, что в этом году норма приёма евреев уже выполнена, приходите в будущем году. Он пришел и Бориса приняли. Тут всё ясно.

Беспартийный и похожий на еврея Войнович, член Баварской академии изящных искусств, конечно, врет. Меня, например — и русского, и фронтовика, и члена партии, и уже печатавшегося — приёмная комиссия Литературного института тоже отвергла. И пролез я только благодаря вмешательству самого директора — царство ему небесное! — Федора Васильевича Гладкова.

В Литературном институте едва ли не треть из студентов и преподавателей были евреи. Слава Богу, норма выполнялась с русским революционным размахом, по-стахановски. Взять хотя бы наш курс: Григорий Бакланов, Семён Сорин, Григорий Поженян… Это фронтовики, но приняли и прямо из десятилетки Людмилу Шлейман, Андрея Марголина, Эдуарда Иоффе… Если по израильским законам и еврейским энциклопедиям, считающим евреями и тех, у кого только мать еврейка, то можно назвать ещё и моего друга Евгения Винокурова (он, правда, не признавал израильские законы), Михаила Коршунова, Юлю Друнину. Двое первых и женились позже на еврейках, а Юля, разойдясь с Колей Старшиновым, стала женой известного сценариста Алексея Каплера. Всего же нас было на курсе человек 25. Посчитайте…