Читать «Это они, Господи...» онлайн - страница 211
Владимир Сергеевич Бушин
О!.. Тоже «омытых грустью»? Неизвестно. А кончается встреча так:
Откуда взялись таинственные дочери и жены? И чего эти бабы кружатся да ещё в пустоте? Домового ли хоронят, ведьму ль замуж выдают? Да, и русские за такие стихи о Пушкине могут осерчать шибко.
Кстати, Дементьев, это не ты ли в ночь после незабываемого футбольного выигрыша у голландцев взгромоздился верхом на плечи памятника Пушкину? (Фотография небывалого паскудства эпохи Путина обошла весь мир). Или это лишь парень начитавшийся твоего оптимизма и спятивший на почве обожания Израиля?
Порой при чтении стихов Дементьева возникают у меня и некоторые другие вопросы, недоумения, обалдения даже. Дело в том, что в них встречаются какие-то странные мысли о иных всем известных вещах — от пустяковых вроде бы до весьма серьёзных, притом — в самых разных областях жизни и времени. Вот, например:
В сердцах нажал ты на курок…
Друг мой, вспомни как Пушкин, на фоне портретов которого ты так любишь фотографироваться, писал о дуэли Онегина и Ленского:
Первый раз курок щёлкнул при его взводе. А второй раз щёлкнет при выстреле, но для этого надо нажать не курок, а спуск. Пушкин двести лет тому назад, не быв членом ЦК комсомола, знал это, а ты, автор сорока книг… Неловко, Андрюша…
Довольно сомнителен афоризм
Всегда? Значит, и всех. Не скажи. Я не стал бы утверждать это, допустим, о смерти Ельцина или Яковлева. Гораздо более прав был Горький, считавший, что смерть
Есть в стихах и такая философская максима:
А как это может бьггь, как возможно? Ложь не может быть правой. Другое дело, если лжи даны права, если она хозяйка, как сейчас хотя бы на телевидении, где ты подвизаешься долгие годы в разных программах и передачах.
А вот у классика совершенно верно:
Да, правда может быть и хуже, и страшнее лжи.
Такие вот несообразности есть и в многочисленных стихах и песнях об Израиле. Вот я и думаю: наши-то читатели могут иные глупости и промахи извинить своему русаку с израильскими генами, а израильтяне? Они щепетильны. Не примут ли всё это за неуважение? Не рассерчают ли за обилие чепухи? Не станет ли это международным скандалом? Не скажут ли они: «Не суй своё тверское рыло в наш тельавивский огород!»?
Дорогого стоит и такая похвала Советскому времени: «Можно было быть комсомольским вожаком, но при этом не убивать». А можно было и убивать? Как жаль, что я не знал! Ведь как раз, как помнишь, Андрей, я был в Литературном институте именно таким вожаком? Ах, как досадно, что, имея возможность, никого не укокошил!
