Читать «Песнь Соломона» онлайн - страница 227

Сгустились сумерки, вокруг все стало темным. Молочник провел рукой по груди и животу Пилат — он искал, куда попала пуля.

— Как ты, Пилат? Ничего? — Он не видел в темноте ее глаз. Пот струйками стекал с руки, которой он поддерживал ее голову. — Пилат?

Она вздохнула.

— Позаботься за меня о Ребе. — А потом: — Мне жалко, что я знала так мало людей. Я бы всех их любила. Знала бы я их побольше — и любила бы побольше.

Молочник склонился еще ниже, чтобы разглядеть ее лицо, и увидел на своей руке пятно мрака. Не пот, а кровь сочилась у нее из горла и стекала в его согнутую ладонь. Он прижал пальцы к ранке, словно старался снова втиснуть в нее жизнь, втиснуть туда, откуда она убегала. Но от этого кровь потекла еще быстрей. Он с отчаянием подумал: нужно поскорее перевязать — и даже услышал треск материи, которую нужно порвать на полосы. Он выпрямился, чтобы уложить ее и покрепче перевязать рану, как вдруг она опять заговорила.

— Пой, — сказала она. — Пой мне что-нибудь.

Он не знал ни одной песни и петь совсем не умел, но она просила так настойчиво, что он ее послушался. О мелодии он и не думал, он просто проговаривал слова: «О Сладкая моя, не покидай меня, Боюсь я в хлопке задохнуться. О Сладкая моя, не покидай меня, Вдруг руки Бакры на мне сомкнутся». Кровь перестала течь, во рту Пилат застыл какой-то черный пузырь. И все-таки, когда она вдруг шевельнула головой, всматриваясь во что-то позади Молочника, он не сразу понял, что она умерла. А когда понял, все равно не смог остановиться; и текли давно знакомые слова, все громче, громче, словно можно было пробудить ее одной лишь силой звука. Но пробудил он только птиц, они испуганно вспорхнули ввысь. Молочник положил ее голову на камень. Над ними кружились две птицы. Вот одна подлетела к свежей могиле, порылась клювом, вытащила что-то блестящее и унеслась.

Теперь он понял, за что он так любил ее. Не покидая земли, она умела летать. «Не может быть, что ты одна такая, — прошептал он. — Должна же где-то быть хоть еще одна такая женщина, как ты».

Опускаясь возле нее на колени, он знал: второй ошибке не бывать; как только он поднимется, Гитара пустит пулю ему в голову. Он встал.

— Гитара! — крикнул он.

Тара — тара — тара, — откликнулись горы.

— Эй, где ты, брат! Ты видишь меня? — Молочник приложил ко рту руку и замахал другой рукой над головой. — Я здесь!

Где — где — где, — откликнулись горы.

— Тебе нужна моя жизнь? Отвечай! Тебе нужна моя жизнь?

Жизнь — жизнь — жизнь — жизнь.

Припав к земле у самого края второй площадки, укрытый только лишь ночною тьмой, прижав к щеке ружейный ствол, Гитара улыбнулся. «Мой человек, — пробормотал он. — Главный мой человек». Он положил ружье на землю и встал.

Молочник перестал махать рукой и прищурился. Голова и плечи Гитары еле виднелись в темноте.

— Тебе нужна моя жизнь? — Теперь он уже не кричал. — Она нужна тебе? Возьми! — Не вытерев слез, не вздохнув глубоко, даже не согнув колени, он прыгнул. Стремительный и яркий, как пересекающая небосклон звезда, он полетел к Гитаре, и несущественно было, чей дух попадет в смертоносные руки брата его. Ибо теперь он постиг то, что знал Соломон: надо лишь отдаться воздуху, и он тебя подхватит.