Читать «Записки молодого варшавянина» онлайн - страница 12

Раздался ужасный свист, и мы плашмя упали на мостовую. При свисте шрапнели мы все падали на зем­лю ничком, и хотя это ни от чего не спасало, удержать­ся и не упасть было трудно — автоматически срабатывал инстинкт самосохранения. Прижимаясь к породившей его земле-матушке, человек чувствовал себя в боль­шей безопасности. Попугай же взлетел с моего пальца и уселся неподалеку на булыжнике. Я встал, попугай снова прыгнул мне на палец, и мы пошли дальше.

У стены лежала женщина с рассеченной шеей, пустое ведро скатилось на мостовую. Со стороны левобережной Варшавы в небо бил серо-зеленый дым. Мы вбежали в здание железнодорожного управления. Восстановлен­ная нами линия еще действовала. Я вдруг вспомнил, что сегодня день моего рождения.

— Панове, стыдно говорить об этом в присутствии взрослых, но мне сегодня стукнуло восемнадцать лет,— объявил я.— Приглашаю вас в свою комнату выпить по этому поводу рюмочку.

Мы вошли в мою комнату на первом этаже. Я про­должал нести попугая на пальце. Это была дьявольски равнодушная ко всему птица. Я поставил ее на письмен­ном столе и вытащил из канцелярского шкафа бутылку вишневки, которую нашел в брошенной хозяевами чи­тальне в доме напротив. Закуской должен был послужить паек, выданный на завтрак,— ячменный кофе и кусок хлеба. Я разлил водку по кружкам.

— Идет подмога Варшаве,— торжественно заявил вагоновожатый, когда мы входили в комнату.— С восто­ка шагают красные, с запада в Гдыню плывет громад­ный английский флот.

— Ладно, Юзек, об деталях не будем, выключай мо­тор,— прервал его слесарь.— Мы что ни день про это не одно, так другое слышим. Так что веры в человеке вовсе мало стало.

— Вера верой, а как же это понять, если весь мир спокойно смотрит, как из большого города в центре Ев­ропы отбивную делают, а?

— Какой же это центр Европы, Юзек! — рассмеялся слесарь.— Так себе городишко, ничего особого, а хлопот с ним вечно не оберешься. Может, когда-нибудь нас и оценят по справедливости, да мы-то уже все в могиле будем...

— Ты что болтаешь! Вот бессовестный! — возмутил­ся вагоновожатый.— Юреку нынче восемнадцать равня­ется, а ты об могилах речь завел. Ваше здоровье, пан подхорунжий!

Я подсунул попугаю кусочек хлеба. Он принялся медленно есть. Мы выпили вишневки. Было около деся­ти утра, а в такую раннюю пору мне достаточно было выпить и малую толику, чтобы почувствовать в голове приятное кружение. Пить меня научили в армии. Мать вообще не терпела в доме спиртного, и я мог выпить не больше рюмки. Но в казарме однажды ночью меня схватили ребята, двое держали, а третий лил мне в рот из стакана спирт, подкрашенный «соком Карпинского».

Напрасно я прятался в сортире, напрасно бегал от них — в конце концов они все равно меня ловили и я пил. Не мог же курсант военного училища просить по­щады в таком серьезном деле! Мало того, я должен был еще и платить за это, потому что курсанты всегда были с деньгами не в ладах, а тут они еще пронюхали про отцовы «дотации». Не имея возможности видеться со мной лично, старик присылал деньги, а однажды, в какое-то из воскресений, когда из-за тревожной обстановки уже перестали давать увольнительные, он явился ко мне на своем «крайслере», к счастью, без Яди, потому что и так все училище загудело от новости: «Слыхали? У Бялецкого отец миллионер». Именно за это мне и до­сталось от капрала Лукасика, согнавшего с меня семь потов: «.. .на ту высотку бегом марш, кругом, бегом марш, ложись, встать, ползти, воздух, прячьсь, я вам покажу, вы, Бялецкий, меня попомните, здесь ар­мия, а не бордель, папенька за вами не уберет, три дня нужники драить, бегом марш, кругом, бегом, марш!» По­том, после училища, сразу же перед войной наступили новые страдания, связанные с водкой, но теперь я уже мог спокойно выпить вишневку за собственное здоровье.