Читать «Десятка» онлайн - страница 182
Захар Прилепин
Я, конечно, к себе сразу же. Дверь закрючил, и в кресло. Хотел телевизор включить, но побоялся. Сижу, слушаю суету там… Долго время тянулось. Потом, кажется, скорая, или кто там, потом — мужские голоса такие… Ну, милиция.
Дождался, что ко мне забарабанили. Открыл, что ж делать…
Следователь явно все на то поддавливал, не убийство ли. Хотя, знаешь, заметно было, что не по себе ему. Пот вытирал все, руки дрожали, голос… А я про Елену с детьми старался не думать… То есть, что вот так случилось страшно. Я за себя боялся. Сам посуди — квартира общая, и я один мужик, да к тому же не трезвенник. Могли запросто на меня повалить.
Ну и вот следователь про мотивы убийства несколько раз упоминал. Вроде как спрашивает, а вроде так с угрозой. С подковыкой такие вопросы… Да кому они нужны, убивать их? В том-то и дело, что никому не нужны. Никому не нужны были. Вот и убили себя…
Записал, в общем, следователь мои показания, потом отпечатки пальцев сняли. Дождался на старость лет… Оттирать эту краску потом замучился.
Но больше меня не трогали. Зато журналисты на другой день полезли. Эти, из газет, еще ладно — сказал «ничего не знаю», дверь захлопнул, и все. А вот которые с камерами. Я им артист, что ли, чтобы меня снимать? Деньги плати тогда… Оператор еще и дверь ногой подопрет. Хамло.
Ты вот правильно — без напора, с угощением. По-человечески. А эти…
И моду ведь взяли в подъезде не только свои репортажи делать, а еще и у начальников интервью брать… Я как-то из-за этого полчаса домой попасть не мог.
Возвращаюсь с рынка, сумка тяжелая, а на площадке — съемка. Тетка — такой мешок с арбузами — говорит в микрофон, который ей журналистка под рот подставила:
«…Если матери трудно, она может заключить договор с приютом и отдать ребенка на воспитание государству. Обычно такой договор заключается на год. За это время мать или же отец берутся устраивать свою жизнь. Если наладить дела не получилось, то договор можно продлить. При этом, хочу особо отметить, место прописки родителей и детей значения не имеет. Отдать ребенка в приют может даже не имеющий гражданства эрэф».
И еще долго-долго про права матери и ребенка, про программу помощи неполным и малоимущим семьям, пенсионерам; про органы соцзащиты, про то, что Елена нигде в городе на учете не стояла… Я сердился, конечно, что домой войти не дают, но в то же время много полезного услышал. Надо бы, как потеплеет, посетить эту соцзащиту — может, что получу. Продуктовый набор или деньги единовременно. Хотя справки надо разные собирать, а это морока, конечно… Посмотрим…
Главное — меня не трогают. Следствие, вроде, еще не закончено, но версия самоубийства сделалась основной… То есть так было дело, как я слышал, да и вполне представить могу:
Сидели они без еды, совсем отчаялись, — холодильник был пустым и даже отключенным, — и мать решила сначала детей убить, а потом себя. Детей задушила, а те и не сопротивлялись. А потом — сама. На столе, говорят, записка была, что не может больше так жить, очень тяжело, когда помочь некому, просила у людей прощения и еще просила, чтоб не вскрывали ее и детей. Рядом с запиской лежали две квитанции из ломбарда — на сережки и колечко, что-то там рублей на триста в общей сложности… Да, нательный крестик еще лежал… Верующей, видать, до какого-то момента была…