Читать «Пора летних каникул» онлайн - страница 127

Олег Васильевич Сидельников

ПОБЕДИТЕЛИ

— Я же говорил, что мы бессмертны!

«За власть Советов». В. Катаев

Колонна пленных немцев походила на серо-зеленую гусеницу, разросшуюся до чудовищной величины. Солдаты шли вразброд, гусеница колыхалась, тяжело переваливала через груды щебня и кирпичные завалы, огибала остатки блокгаузов, тысяченожкой ползла мимо трупов домов, мимо каменных громад, изнемогающих от страшных зияющих ран, мимо домов-капитулянтов, с трепещущими белыми флагами.

Еще несколько часов назад серо-зеленое страшилище, подобно сказочному дракону, изрыгало огонь и смерть и, казалось, не было силы, чтобы одолеть его: на месте одной срубленной головы вырастали две новые. Но явился былинный богатырь—- русский Иван. Он взмахнул мечом — и тысяченожка закорчилась в смертной муке; окуталась смердящим дымом.и вдруг из грозного чудовища превратилась в множество безобиднейших измученных существ — шофера Мюллера, краснодеревщика Штейнкопфа, официанта Аппеля, маркера Гофбауэра, горняка Пастельмана, художника Гундера, служителя при туалетной Клауса!..

Еще то тут, то там вспыхивали судорожные перестрелки, жахали коварные панцерфаусты: ошалевшие от злобы и страха «оборотни-вервольфы», подобно скорпионам, жалили и подыхали, а для мюллеров, штейнкопфов, аппелей, гофбауэров, пастельманов и клаусов все уже было кончено, хотя на чудом уцелевших стенах белели, краснели, чернели слова:

берлин был, есть и останется немецким1

Веселый майский ветерок гонял по мостовым ржавые бинты, обрывки бумаг и мундиров, веял горьким запахом дыма, гари, играл волосами мертвецов. Руины улиц... танки с красными звездами на башнях, самоходные орудия, пушки, возле которых деловито сновали веселые парни с лихо сбитыми набекрень пилотками, бывалые усачи, солидно позвякивающие медалями. Возле полуразрушенного кафе стояла солдатская кухня, и пожилой сержант-повар одарял изголодавшихся цивильных немцев армейским борщом. На бесчисленные «данке шён» повар отвечал с достоинством:

— Битте-дритте, следующий!

Солдаты в выгоревших гимнастерках пели, пытались играть на трофейных аккордеонах.

Где-то севернее Берлина, южнее и западнее, шли кровопролитные бои, умирали люди, но здесь, в логове врага, наши воины уже жадно вдыхали воздух мира, горьковатый от дыма пожарищ.

Маленький солдат, огненно-рыжий, юркий, как ртуть, завидев колонну пленных, от избытка чувств выпустил в чистое майское небо длинную очередь из ППШ.

— Товарищ боец,—услышал вдруг рыжий.

Он обернулся. Перед ним стоял старшина. И какой старшина! Гвардеец. Именно с него и только с него писать портрет Победителя: крепкая, ладно скроенная фигура, гимнастерка без единой морщинки туго перехвачена офицерским поясом, кирзовые сапоги — черное зеркало; на груди старшины целый иконостас: три ордена Красного Знамени (два старых, навинчивающихся, третий на красно-белой муаровой ленте), полный набор «Славы», из медалей — латунный панцирь. Лицо старшины, перерезанное багровым шрамом от уха до подбородка, слегка попорченное оспой, решительно, сурово, глаза маленькие, умные.