Читать «Холод черемухи» онлайн - страница 119

Всякий раз, когда душа Александра Данилыча Алфёрова доходила до той минуты, как истекающего кровью Пушкина усаживали в карету, и он терял сознание от боли, и ехать уже не могли, и тёрли виски ему снегом, боялись смотреть друг на друга те, которые дрожащими руками укутывали его бекешей и со всех сторон подтыкали её, чтобы ему, умирающему, не надуло в спину, пока они будут добираться до Мойки, и кто-то вдруг вспомнил, что нужно жене сообщить поскорее, иначе нельзя, – когда душа Александра Данилыча Алфёрова доходила до всех этих подробностей, дверь его клетки отворялась, и голос без всяких оттенков кричал: «На допрос!»

На допросе повторялось одно и то же: сперва избивали, потом отливали водой и опять избивали. Он хорошо понял, что, если подписать все предлагаемые ему бумаги, жену, Александру Самсоновну, беременную на четвёртом месяце, отпустят немедленно. Так обещали. Он знал, в чём его обвиняют. Нельзя отрицать, что зерно чистой правды лежало на дне их безумного бреда. Его спрашивали:

– Желали ли вы, Алфёров, скорейшего падения нашей революционной народной власти?

И он отвечал:

– Да, желал.

Вот это и было единственной правдой.

Когда же в лицо ему сунули бумагу, где содержался отчет гражданки Павлушиной Анны Сергеевны, учительницы его гимназии, которая, оказывается, сообщила на Лубянку, что к директору Алфёрову Александру Данилычу всё время приходят подозрительные личности, – когда ему сунули эту бумагу, велев прочитать, а затем подписать, Алфёров с трудом закачал головой:

– Не стану я это подписывать.

Его избили так сильно, что он не выдержал и от боли начал мочиться прямо там, в кабинете. Моча вместе с кровью лилась безудержно, и он с ужасом, на секунду заставившим его почти забыть о боли, смотрел на то, что с ним сталось.

– Подписывай, сволочь! – сказал ему следователь.

Александр Данилыч подписал, и его сразу же после этого увели.

…дядька Никита Фролов, с ранних лет служивший Пушкину и везде сопровождавший его, выбежал на крыльцо, подхватил умирающего на руки и внёс его в дом.

«Грустно тебе нести меня?» – спросил его Пушкин.

Жена выбежала на шум в передней и, побледнев, замерла при виде того, что открылось глазам её.

«Не входи!» – крикнул Пушкин по-французски.

Рану перевязали около семи часов вечера. Обработка и перевязка раны были произведены двумя врачами: профессором акушерства Шольцем и доктором медицины, главным врачом придворного Конюшенного госпиталя Карлом Задером, имевшим большой хирургический опыт.