Читать «Холод черемухи» онлайн - страница 118

Ирина Лазаревна Муравьева

Его втолкнули на заднее сиденье рядом с женой, двое чекистов втиснулись по краям, а третий сел рядом с шофёром, и в эту минуту из сада, плача и размахивая руками, высыпали девочки. Александра Самсоновна изо всех сил развернулась всем телом назад, чтобы ещё раз – последний! – увидеть их лица, но один из чекистов прикрикнул на неё: «Смотри вперед!» – и так надавил на плечо, что Александру Самсоновну передёрнуло от боли. Она перевела глаза на мужа, на его чёрное лицо, но тут что-то странное произошло с ней: она смотрела на изуродованного Александра Данилыча, но глаза её отказывались видеть то, что им показывали, и, как это бывает, когда плёнка вдруг начинает прокручивать один и тот же кадр, повторяли и повторяли ослепительный летний день, разомлевший и пахнущий травами, и голову облака в небе, и ветки корявых деревьев, а главное, этих родных, кричащих им вслед её девочек, каждая из которых могла бы быть Александре Самсоновне доченькой.

Когда машина подъезжала к Лубянке, пошёл дождь, и Александра Самсоновна ощутила сильную жажду, глядя на светлую воду, мощными потоками льющуюся на землю. Рот её был по-прежнему заткнут тряпкой, руки связаны. Справа от себя она чувствовала родное горячее тело привалившегося к ней Александра Данилыча, который несколько раз за дорогу терял сознание, слева – кожаный рукав чекиста, который источал особенно сильный запах кожи оттого, что разогрелся на солнце. Она не задавалась вопросом, за что их взяли, потому что брали кого угодно и не только без какой-нибудь видимой причины, но и наперекор ей: брали людей, которые руками и ногами присягали новой власти, рвались, чтобы ей услужить, доносили на других людей, поэтому искать ответа на вопрос, за что же их взяли, не имело никакого смысла. Но важно другое: как выйти на волю? Сейчас их поймали, как ловят зверей, но даже зверей иногда выпускают. Вся Москва знала о пытках на Лубянке – слухи просачивались, – но никто не знал, что нужно сделать, чтобы избежать их, и никто не видел своими глазами тех, кто вышел живым после пыток. Таких убирали.

…Алфёров, Александр Данилович, директор женской гимназии, учитель словесности, по образованию филолог, запертый в клетке, где ни днём, ни ночью не гасили света, закрывал глаза, чтобы душа его вспоминала, как в белом глубоком снегу сперва волокли до кареты, но вскоре, поняв, что дольше волочь невозможно: слишком сильна была боль, причиняемая раненому, разобрали забор из жердей и сделали носилки, на которые погрузили этого раненого, нет, лучше сказать: умирающего, ведь в том, что он вскоре умрёт, не сомневался ни один из присутствующих, настолько явственна была моментально преобразовавшая весь облик его – человека живого – печать скорой смерти. Черты русского поэта Пушкина, как только пуля пробила его тело и засела глубоко внутри живота, выразительно обострились: под кожей проступили сосуды, губы почернели, а взгляд, голубой и безумный от боли, блестел лихорадочным блеском.