Читать «Образ жизни» онлайн - страница 58

Яков Тублин

Обновление

Конец зиме и жизни прежней, Той жизни — Суетной и пресной. Начало марта жизни новой — С любовью новой К птице, К слову, К живому существу. И к истине нагой, горячей, С душою обновлённой, Зрячей, К любому естеству. Отринув ложь, Притворство, косность И кажущуюся серьёзность Долгов и платежей, — За этим облаком с востока От прежней праздности жестокой (Лишь перья отряхнуть…) Плыть без утайки и оглядки, Забыв ненужные порядки. И наконец вдохнуть Любовь к работе, К травам, К морю. И радость принимать, и горе, Как главное, Как суть. И — в новый путь.

* * *

Ну вот и всё, что мне осталось, — То, в чём себя я обокрал. Я выиграл такую малость — Всё остальное проиграл. Во мне вино свободы бродит На этой утренней тропе. Теперь свободен я, выходит, От всех решёток и цепей, От всех садов и огородов, От всех заборов и квартир. Что делать мне с такой свободой, Когда другой открылся мир? Хочу — смеюсь, а надо — плачу, Хочу — усну, хочу — проснусь. И с беспощадностью палачьей Хочу — уйду, хочу — вернусь. И все дела свои итожу, Итожу все свои пути. Ну вот — я до свободы дожил. Ушёл. А некуда идти.

Фрезия

Без хлеба я не пропаду, А сгину без поэзии. Цветёт один лишь раз в году Цветок прекрасный — фрезия. Ещё и снег с дождём метёт, Коньки искрятся резвые, А между тем уже цветёт Цветок нежнейший — фрезия. И лепестки его дрожат — То алые, то белые, И завораживают взгляд Подтаявшего берега. А там любовь — на берегу, Надежда и отчаянье, А будущее на снегу В ладошке нежной мается. И той ладошкой щёчку трёт, Всё думает, вздыхает. …А фрезия уже цветёт, Над снегом полыхает. И цвет её не прекратишь, Свернуться не прикажешь. И ночь не спишь, и день не спишь, И не сожжёшь, не свяжешь Её, Как не убить вовек Дыханье и поэзию. И должен помнить Человек: Она живая — Фрезия.

Начала

Эта музыка в сердце звучала, И аккорд её громко кричал До начала ещё, до начала. Я тогда безъязыко молчал. А она мне тревожила душу, Отнимала мой тихий покой. Но её я боялся нарушить Неумелой и слабой рукой. Цену той молчаливой отваги Понимаю я нынче, чудак: Я боялся доверить бумаге То, что было прекрасно и так. Но решился. Распахнуты двери. Струны огненны, пламенна медь. Я решился, решился, поверил. Надо думать. Но, думая, петь. То, что было ещё до начала, Взорвалось, улеглось, а затем Вдруг осмысленно зазвучало, Но уже на иной высоте. Даже стало морозно и жарко От звучанья тех чистых начал. Вот и всё. Но доныне мне жалко, Что вначале я горько молчал.