Читать «Грех и другие рассказы» онлайн - страница 48

Захар Прилепин

Так и меня ударили, легчайшим движением, по коготку.

Зато у меня были веселые друзья.

Вадя, красивый, улыбчивый блондин, глаза в рваных прожилках начинающего, но уже неповоротного алкоголика. Вова, самый здоровый из нас, гогочущий, мясной, большое красное лицо.

Это была самая поэтичная зима из встреченных мной в жизни.

Я тогда наконец бросил писать стихи и больше никогда впредь всерьез этим не занимался, уволился с одной работы, не попал на другую, потом меня, говорю, ударили по коготку, и я обнаружил себя в могиле.

— Ну ты вылезешь, член обезьяний? — звал меня Вова, стоя сверху. Из-под ног его сыпались в могилу земля и грязный снег.

Я перехватил лопату и замахнулся с честным намерением ударить Вовку по ноге как можно больнее, а желательно сломать ее. Вовка, гогоча, отпрыгнул, в одной руке его была бутылка водки, в другой стакан.

— Нет, ты будешь пить или нет? — спросил он, обходя вырытую могилу стороной, выдерживая расстояние в длину моей лопаты.

— Хули ты спрашиваешь, Вова.

— Так вылезай.

— Я здесь выпью.

Вова, проследив, чтоб я поставил лопату в угол, присел возле четырехугольной ямы. Подал мне высокий стакан, налитый до половины.

Рядом с Вовой присел на корточки Вадик, привычно улыбаясь честной, ласковой улыбкой.

Мы чокнулись — парням пришлось чуть наклониться ко мне, а я поднял свой стакан навстречу им, словно приветствуя.

Я стоял без шапки, потный, довольный, в черной, или скорей рыжей, яме, вырытой посреди белого снега. Снег лежал на невнятных тропках, на памятниках и железных оградах, на могилах и растрепанных венках.

Вова протянул мне кусок хлеба и ломоть колбасы.

Как вкусно, боже мой. Засыпьте меня прямо сейчас, я знаю, что такое счастье.

Вова развернулся, чтобы еще принести закуси, и все-таки получил по заду совком лопаты.

— Ах ты, червь земляной! — закричал он весело и мстить не стал.

Вадик тоже смеялся. Во рту его виднелся белый непрожеванный хлеб, и это казалось мне красивым. У Вадика были замечательные, крепкие, белые зубы — и в зубах белый мякиш.

— Давай заканчивать, поехали за гробом, — сказал Вова. — Кто там у нас сегодня? Бабка?

Делая скорбные лица, мы вошли в квартиру.

Еще по дороге на четвертый этаж мы перестали разговаривать, чтобы хоть как-то себя угомонить. Иначе ввалились бы к покойнику потные, в розовых пятнах юного забубенного здоровья и двух на троих бутылок водки, зубы скачут, и в зубах клокочет гогот дурной.

Тихие, вдоль стен бродили родственники; женщины — в черных платках, мужчины — в верхней одежде. Не находя себе дела, мужики каждые десять минут выходили курить в подъезд.

— Выносить? — спросили нас, словно мы были главные в этом доме.

— Да, — ответил я.

— Помочь вам?

— Нет, мы сами.

До недавних пор я по лестницам подъездов перетаскивал только шкафы. Теперь выяснил, что гроб ничем, в сущности, от мебели не отличается. Только его переворачивать нельзя.

Вова всегда шел первым и нес узкий конец, ноги. Мы с Вадей топорщились сзади.

За нами медленно ступали несколько родственников или близких. На их темных лицах отражалась уверенность, что мы вот-вот уроним гроб.