Читать «Только одна ночь» онлайн - страница 58

Вскоре совсем кончилась мука, картошки осталось едва-едва на семена. Толя стал чувствовать усталость после первых шагов, кружилась голова, часто поташнивало. Соседи как могли помогали Скорняковым, делились последним, но и у них лишнего не было.

На следующий день, возвращаясь из леса с санями, полными хвороста, Толя вдруг почувствовал, что силы покинули его; подъем из лесного оврага оказался крутым, тащить тяжелые сани с каждым шагом становилось труднее. Выручали только частые остановки и длительный отдых. Темнота подгоняла, но вскоре Толя убедился, что засветло из лесу ему не выйти. Он испугался, что может заблудиться: дорога засыпана снегом, поди определи, где дорога, а где просто просека.

После очередного отдыха Толя с трудом поднялся с саней, огляделся — в темноте что-то мелькнуло и тут же, как ему показалось, притаилось в густом ельнике. Гулко забилось сердце, отдаваясь в висках. Волк? Ноги не держали совсем; он присел возле саней, не сводя взгляда с темнеющего ельника. Осторожно выдернул изогнутый сук, переложил в правую руку — на всякий случай, вместо оружия.

Темнота густела, все труднее было различать отдельные деревья, все слилось в сплошной мрак, словно вокруг стояли толстые, высокие стены. Озноб охватил мальчишку, и он, стуча зубами от страха, с трудом поднялся и потянул сани. Страх заставлял ежеминутно оглядываться, шагать приходилось медленно, опираясь на сук, экономя силы. Возле густого ельника, подступившего к стежке, остановился, отдышался, но садиться не стал; а сядешь, потом и не встанешь, да и уснуть можно, тогда, считай, все пропало — уснешь на морозе и не проснешься.

Он тянул сани, напрягаясь всем телом, вертел головой, ожидая, что кто-то вдруг выскочит из темноты и бросится на него, дышал тяжело и шумно. После небольшого подъема остановился, припал к возку грудью, расслабился; долго успокаивал дыхание, водил рукой по заиндевелым бровям и ресницам, очищая лицо от изморози; поднялся с трудом и потянул веревку из последних сил. Сделав десятка два шагов, снова останавливался, долго отдыхал, распластавшись поверх сухих сучьев. Болели ноги, плечи, спина. Поднимался, когда начинал мерзнуть. Шел, шатаясь из стороны в сторону, хватал воздух открытым ртом, чтобы как-то утихомирить беспокойно стучавшее в груди и висках сердце…

Возле землянки, когда увидел знакомый лаз, силы покинули его, и он, изнемогая и обливаясь потом, едва не потеряв сознание, сполз по крутой лестнице…

Ходить в лес у Толи сил больше не было, и, чтобы хоть как-то протопить «буржуйку», он собирал из-под начавшего таять снега сучья, обломки досок, щепки возле землянки, боясь отойти дальше. Упадешь и не встанешь. И не докричишься, люди, словно кроты, зарылись в землю. Ползал на коленях, разгребая саперной лопаткой подтаявший снег, собирал в ведро щепки и уползал в землянку.

Как-то утром, когда первые лучи мартовского солнца пробились сквозь закопченное маленькое оконце в остывшую за ночь землянку, сидевшая на нарах мать всплеснула руками и ахнула: