Читать «Только одна ночь» онлайн - страница 57

— Кур, сынок, лови! — кричала она, подавая ему мешок.

Толя схватил мешок, вбежал в курятник, схватил несколько крайних на нашесте кур и принялся запихивать их в мешок; в курятнике поднялся гвалт: куры в темноте бились крыльями о жерди, падали на землю, носились, натыкаясь на его ноги, по курятнику.

С грохотом один за другим разорвались два снаряда, Толя заспешил, но поймать в темноте разбежавшихся кур оказалось делом невозможным. Перевязав мешок, бросил его в сани, схватил за руку мать. Со стороны села, захваченного немцами, послышался гул моторов; между колхозной ригой и соседним сараем ударила мина, выхватив из темноты испуганно стригущую ушами лошадь.

— Что же вы ждете? Немцы уже возле школы! — закричал кто-то из темноты. — Двигайте к лугу, оттель на мост, пока не взорвали!

Толя схватил вожжи. Напуганная взрывами лошадь рванулась с места. Сзади надвигался гул натужно ревущих моторов; то тут, то там рвались мины, свистели осколки, полыхали огромные костры вспыхнувших построек. Толя торопился. Нужно было успеть проскочить луг, а там до леса — рукой подать; можно было пустить лошадь во весь ход, но недолго пробежит стельная корова, она и так едва перебирает ногами. «Что же делать?» — спрашивал он себя, видя, как отблески взрывов приближаются, преследуя отступавший обоз. После одного из них по саням ударила волна горячего воздуха; их корова осела на задние ноги, задрала голову и, будто подкошенная, рухнула на землю; веревка, которой она была привязана, натянулась и оборвалась. Толя остановил лошадь, кинул вожжи закутанной в платок матери, подбежал к корове и испуганно замер: из развороченного осколками живота выплывали на снег темные внутренности…

Мать соскочила на снег, упала на колени, обняла корову за шею, припала к ее широкому, белеющему в темноте лбу и заголосила, не замечая ни рвущихся мин, ни рассекающих темноту пулеметных трасс. Толя едва разжал ей руки, довел до саней, схватил вожжи… Лошадь с места взяла трусцой, кося глазами в сторону горевшего села…

В родные места они вернулись после декабрьского наступления Красной Армии; то, что раньше называлось их селом, теперь стало рядом торчавших печных труб; отступая, немцы сожгли все дома и постройки, взорвали церковь и школу.

Заплакала, запричитала бабка Варвара, стоя на пепелище, когда их сгрузили с большущих саней; мать безучастно сидела на узлах, изредка поводя ввалившимися глазами. Она будто и не видела ни сгоревшего села, ни бабки Варвары, ни покрытого снегом пепелища…

Жили в оставленной красноармейцами землянке; за дровами в лес ходил Толя, пилил, колол… Трудно было с харчами; запасов муки и картошки хватило ненадолго, картошка, оставшаяся в подполах домов, либо сгорела, либо вымерзла. Бабушка Варвара почти не вставала с нар, мать почернела лицом, больше сидела и молча плакала. Толя держался из последних сил. Сляжет он — некому будет дров наколоть, печь разжечь.