Читать «Все дальше и дальше!» онлайн - страница 3

Такэси Кайко

Нью-Йорк — город одновременно и «развитый» и «развивающийся». Когда смотришь на роскошные здания где-нибудь в районе Саттон-плейс, на их вестибюли, облицованные мрамором, прозрачным, как воды северного озера, сразу пропадает всякое желание вникнуть поглубже в жизнь обитателей этих хором. С другой стороны, полюбовавшись, как где-нибудь в Бауэри под сенью мусорного ящика валяются пьяные бродяги — неважно, черные или белые, — смахивающие скорее не на людей, а на кучи зловонных лохмотьев, — тоже хочется скорее пройти мимо, не задумываясь над тем, что довело их до такого состояния. Не больно-то охота представлять себе жизнь богатеев — слишком уж жалким начинает казаться собственное существование. А станешь рисовать себе во всех деталях житье нищих — делается совсем тошно. Столкнувшись с двумя полюсами нью-йоркской жизни, испытываешь полную растерянность. Стоишь как в густом тумане, а оба разительно несхожих лика Нью-Йорка глумливо над тобой хихикают. Хочется решить для себя, какое же из лиц города является истинным, поэтому все ходишь и ходишь по улицам, и эта необъяснимая антиномия окончательно заводит тебя в тупик. Тогда говоришь себе: ты всего лишь турист, вот и смотри, что показывают, чувствуй, что чувствуется, и не стремись к большему…

Главный мой интерес в этом путешествии — рыбная ловля, поэтому попробую объяснить свои впечатления от Нью-Йорка с помощью примера из жизни рыб.

Весной, в период нереста, самка черного окуня все время держится возле своих икринок. Двигая плавниками, она направляет к ним свежую воду, а если поблизости покажется враг или инородное тело, рыба разевает свой большой рот и отважно кидается в бой, стараясь проглотить или оттолкнуть противника. Ее самоотверженность поистине достойна восхищения. Но давайте продолжим наши наблюдения. Когда из тех самых икринок, которые самка черного окуня, не ведая сна и покоя, так ревностно оберегала, появляются мальки, мамаша, проголодавшись, запросто может отобедать своим потомством. Тут наблюдатель лишь молча разведет руками. Таков и этот город. Только что он был прост и ясен, как вдруг все летит кувырком, и ты опять ничего не понимаешь — вот какие противоречивые чувства я испытывал, бродя по улицам Нью-Йорка.

Как живут люди, укрывшиеся за стенами из мрамора, снаружи не разглядишь, поэтому я в основном смотрел на жизнь другого, «развивающегося» Нью-Йорка. Сразу за гигантскими зданиями из стали, стекла и белого бетона, бесчисленные окна которых напоминают листы миллиметровой бумаги, тут же, через переулок, за углом, спрятались покосившиеся закопченные старые склады, доходные дома, жалкие лачуги, а то и просто заросшие бурьяном и заваленные отбросами пустыри. На Фултонском рыбном рынке грязные, в лохмотьях, с давно небритой щетиной дядьки лопатами кидают на весы подванивающую рыбу. По неряшливым улицам разгуливают цветные всех возрастов. Одеты они в самые несуразные одежды, но это не мешает им двигаться с поразительной природной грацией. Прямо на асфальте, прислонившись спиной к мусорным ящикам, тряпичными кулями сидят какие-то прокисшие старики и апатично потягивают виски из засунутых в бумажные пакеты бутылок.