Читать «Сборник произведений» онлайн - страница 96

И сам Иван Матвеевич с войной очень переменился. В 1941 году он был, конечно, за немцев. «Лучше потерять несколько губерний, чем всю Россию», — повторял он чей-то бойкий афоризм и — по вечерам — старательно штудировал конспект административного права, видимо, готовясь к служению в масштабе — по меньшей мере — губернском.

Однако рассказы друзей, уехавших переводчиками на фронт, очень скоро убедили его, что чуму холерой не лечат и что немцы не то что в масштабе губернском, но даже волостном собираются править сами… С другой стороны — введение чинов, орденов, погон, гвардейских частей, суворовского и кутузовского шефства и культа — всего того, что с кадетского детства Иван Матвеевич привык считать сущностью народной культуры и высшим устремлением каждого порядочного человека — окончательно повернуло его лицом к востоку. Так что к тому времени, когда Красные Маршалы, лишний раз показавшие, что Большие Капитаны обычно начинают родословные, а не заключают их, — стальной метлой вымели из Советского Союза остатки самой замечательной когда-либо осуществившихся в истории армий — Иван Матвеевич был уже вполне сформировавшимся советским патриотом. Если еще при немцах он порой укрывал у себя беглых «Остов» — то после Освобождения его квартира стала почти гостиницей, в которой с утра до вечера толклись разные советские люди. Было тут всякой твари по паре, но преимущественно активисты из «вывезенных» во Францию на работу, убежавших из плена и отсиживавшихся вместе с французскими партизанами в Альпах, и, наконец, вновь подъехавшие чиновники полпредства и репатриационной комиссии. И с легендарным гостеприимством Иван Матвеевич ублаготворял всех, как мог. Надо сказать, что в этом своем новом воплощении он был совершенно одинок. Буба, родившаяся, выросшая, воспитавшаяся во Франции, и старых знакомых своего отца порой — про себя — величала «соважами», а на новых совершенно откровенно смотрела, как на временно выпущенных из цирка обезьян, которые уже, правда, умеют взять вилку в руку, но что с ней делать — не вполне уверены.

А ее мать, исполняя ради мужа, которому всегда была верной женой, обязанности приветливой хозяйки — в душе носила холод и отвращение.

Еще в институте она привыкла считать мерзостью все связанное с революцией, однако, ряд последовательных и весьма своевременных эвакуации спас ее от многообещающей перспективы оказаться лицом к лицу с большевиками. Зато теперь — по воле Ивана Матвеевича — этот недостаток ее жизненного опыта восполнялся со щедростью царской. И старые дрожжи заработали вовсю. Вдобавок и новых впечатлений было сколько угодно. Все ее советские гости — в большинстве из «пастушьего университета» — были начисто лишены той слегка жеманной вежливости простолюдинов, которая запомнилась Лидии Васильевне по ее детству в имении.