Читать «Сборник произведений» онлайн - страница 54

Хотя Александр Петрович терпеть не мог азартных игр и при полном уважении к обыкновенной трудовой общечеловеческой лошади смотрел на скаковых, как на своего рода проституток этой благородной расы — ехать приходилось и ему. Разумеется, Шалтай-Болтаев недостаточно знал Жилинского, не то Жилинский недостаточно знал «Тимура», но — в общем — все продувались в пух и прах и, вдобавок, так как заказчики из-за ошибки ротмистра ждать не хотели — приходилось работать и в субботу, и в воскресенье, чем начисто разрушались личные планы Александра Петровича; в частности, спроектированная давно загородная поездка с сельскохозяйственной выпивкой у одного из севших на землю добрых знакомых откладывалась на неопределенное время.

Однако самое серьезное испытание для идиллических трудовых отношений наступало при расплате. Александр Петрович с огорчением узнавал, что ставки, на которую он рассчитывал, вообще в мире нет и что такие бешеные деньги могут платить только некоторые французские предприятия, потому что они у себя дома и с детства привыкли обманывать податного инспектора. А что касается социального страхования — то это вообще большевистская выдумка и одно жульническое выматывание денег у рабочих и работодателей.

Первые недели, доведенная до интеллигентской нормы, зарплата выплачивалась с регулярностью банковской операции, однако довольно скоро наступала суббота, когда хозяин заявлял, что его супруге еле-еле хватило денег на базар, так что даже тетя Женя, вдова камергера двора Его Величества, которая приезжает как раз из Бельгии, должна удовольствоваться вместо любимой индейки с каштанами — вульгарной курицей.

Сотрудникам оставалось довольствоваться кредитом у нацмена, который, надо отдать ему справедливость, откликался весьма охотно.

Однако бывал в природе и совсем другой вариант вышеизложенного: и жалованье назначалось по нормальным ставкам, и страховка аккуратно выплачивалась, и тетя Женя ела, индейку за свой счет, но у хозяйки на пятидесятом (по ее словам) году жизни вдруг открывалось сумасшедшее меццо-сопрано и она пропадала на уроках пения (причем даже ее «маэстро», крайне продувной господин невыясненного расового происхождения, принимая свой гонорар, стыдливо опускал глаза). Чтобы не остаться в долгу, свояченица болталась по выставкам и вернисажам, а порой — поднакопив вдохновения — тут же в мастерской, на лист упаковочной бумаги начинала клеить вкривь и вкось все, что под руку попадалось: обрывок веревки, кусочек шелка, на котором пробовали краски, использованную промокашку и даже потерянную кем-то из холостяков пуговицу от штанов. От получившейся таким образом, как она выражалась, «конструкции» — в доброе старое нормальное время могло стошнить даже ломовую лошадь, но теперь это было вполне «на высоте»…