Читать «Когда деды были внуками» онлайн - страница 10

Надежда Алексеевна Сапронова

Маленькие огоньки радости, засветившиеся еще вчера в бобылевой избе, продолжали мелькать в темной душе отца и сегодня. Великое дело — надежда на лучшее будущее! Она как огонек в лесу: видишь его перед собой — и нет усталости, ушло уныние, веришь — скоро конец трудного пути, близок отдых.

Так было в начале пути. Потом откуда-то пришла тревога… Отец оглядывался на телушку — все в порядке. Смотрит на тучи — тоже хорошо. Даже отлично! Голубых просветов все больше и больше, до дому, знать, дойдут сухими. А глаза помимо воли все чаще и чаще косят в сторону сына. И с каждым их поворотом тревога растет. Отец пытается бороться с ней: что случилось? Ничего не случилось: сын живой, идет рядом, домой. Безропотно месит босыми ногами непролазную грязь. На хозяйские обиды тоже не жалуется, а их, чай, много было за полгода кабалы, отец по себе знает. Не ноет, не стонет. Но… и не радуется. Не расспрашивает о доме, молчит… Угрюмо идет мальчик рядом с отцом и тяжело и непонятно для себя переживает обиду от хозяина.

Не дал онучей. Обманул. А как Савка старался, как мечтал о них в холодные осенние дни: вот тепло будет в них в школу ходить, на санках кататься. Эх!

Медленно тянутся километры трудного пути. Сын односложно и нехотя, как-то по-чужому, по-новому отвечает на вопросы отца. Один раз только вспыхнул, когда отец непочтением к хозяину попрекнул, и ответил горячо, с криком: знать, отцовские слова задели за живое, больное…

И опять смолк. Шагает мальчик, безразлично глядя по сторонам. Нет больше маленького Савки, что пел и козликал по весенней дороге. Идет вместо него маленький, изведавший горечь жизни старичок и думает какую-то тяжелую думу. Потому и молчит, что думает.

И, как только понял это отец, так сыновья дума мгновенно завладела и его головой. Понятна она была отцу без слов. И была она так велика и так черна, что вытеснила из головы все его прежние думы; затмила, загасила всех светлых зайчиков. Замолк и отец.

Так и шли полпути до дому молчком. Только телушка время от времени мычала: тосковала по теплому хлеву.

Переступили порог родной хаты. Бабка молча взглянула на одичалого грязного внука, на его ноги и голову и молчком же полезла в печку за кипятком. И, когда на голову Савки, наскоро остриженную, полилась горячая вода, отмывая струпья расчесов и обдавая кишевших вшей, — тут Савка понял: какая умная у него бабка! Она все знала наперед! Знала, каков придет Савка!

— Погорячей, бабушка! — приговаривал Савка, блаженствуя.

И ему казалось, что вши действительно от кипятка лопались, и, вспоминая все зло, от них перенесенное, он торжествовал победу.

Долго мыла Савку бабушка, горячо мыла. Парила!

Долго наслаждался Савка. Потом одела его бабка в отцовское — своего-то было только что на плечах, накормила кое-чем и отправила на печь. «Такое бы счастье — да на всю жизнь», — только успел подумать Савка и заснул.

Первая страница его трудовой книжки закрылась.

Ночь

Который уже час хозяйничает ночь в темной отцовской избе. Давно покорились ей ребята: спят. Неугомонную бабку и ту уложила, а с отцом никак сладить не может. Ворочается, кряхтит человек, ни усталость, ни сон его не берут. Забрала над ним власть другая сила, что ни сна, ни покоя не дает, — горькая дума.