Читать «Из первых рук» онлайн - страница 46

—Идете? — спросил Фрэнклин. Он не любит быть один. И мы пошли по набережной на Пэртри-лейн, где живет Уолтер Оллиер. Фрэнк погремел калиткой, чтобы сообщить Уолтеру о нашем приходе. Дверь отворилась, и мы услышали, как миссис Оллиер кричит ему вслед, что, если он уйдет, может совсем не возвращаться. Глаза бы ее на него не глядели до конца ее дней! Когда Уолтер шел по дорожке, она высунулась из двери и повторила все с самого начала для нас.

Но мы уже не раз все это слышали. Миссис Оллиер не нравилось, что Оллиер уходит вечером, или приходит утром, или читает газету и вообще что-нибудь делает. Сама она не делала ничего, лишь курила по целым дням. Она ни с кем не разговаривала, кроме Уолтера, да и с ним только бранилась. Но, как сказал молодой Фрэнклин: «Поставьте себя на ее место; женщина, да в ее возрасте, да без детей, без мыслей в голове, без дела — ей разве что пиво пить да сигареты курить. Но что толку говорить об этом? Никто ей не поможет, да и вообще никто никому не может помочь».

—Немного нервничает сегодня, — сказал Оллиер, извиняясь за то, что доставил нам несколько неприятных минут.

—Угу, — сказал Фрэнк.

—Как фурункул, Фрэнк?

—Фурункул? Какой фурункул?

—Я думал, у тебя был фурункул.

—Был? Есть. Ну и что? Не первый и не последний. У меня всегда где-нибудь фурункул, а то и два.

—Ходил к доктору?

—К доктору? Я по докторам не ходок. Что они знают? Помогли они вам от грыжи?

—Ну, они говорят, у меня нетипичный случай.

—И у меня тоже. Они всем это говорят. От этого вы и помрете, когда ваша грыжа выпадет еще раз. От этого умерла моя ма. У нее тоже был нетипичный случай. Никто ничего подобного раньше не видел. Ха! Доктора!

—Хороший вечерок, — сказал Уолтер.

—Можете взять его себе. И засолить на зиму.

А я чувствовал себя таким дряхлым, что удивлялся, как тело еще держится на ногах. Я даже не представлял, что делать с чистым холстом. Глаза мои были мертвы, как у трески, а уши слышали только шум.

Но быстро увядает он

И тенью свой обходит дом,

Где блещут злато и жемчуг,

Его добытые трудом.

Они суть блещущий жемчуг

Бессчетных слез, что пролил он,

И золото сердечных ран,

И пытки хрип, и страсти стон.

Ну что ж, подумал я, я написал не один холст за свою жизнь. Хорошего понемножку. Моя песенка спета. И пора.

И я вспомнил своего отца в маленькой нормандской деревушке, куда мы переехали жить, вернее, умирать с голоду, потому что там это было дешевле. Он все еще рисовал девушек в садиках. Полная комната девушек и садиков. Он не желал поддаваться безнравственному свету и современной живописи. Как матери удавалось добывать холст и краски, не знаю. Но она добывала их, пусть мы ходили голые и босые. Искусство превыше всего. Даже превыше детей. Так ее воспитали. В почитании искусства. Не современного искусства, нет. Настоящего искусства, прекрасного и высоконравственного искусства, то есть того самого, которое ее с детства приучили почитать. И отец был частью ее религии.