Читать «Татьяна Набатникова» онлайн - страница 54

Ощущения я опускаю, вам не пригодятся.

Не скрою: когда осел осадок, прошли дни, я стала счастлива. Легче задышалось. И я, глупая, не скрывала. Многим говорила, тем и этим: хорошо-то как! (Теперь бы мне всех вспомнить и взять с них назад те мои неосторожные радости). Я ещё не знала, как это опасно.

Он начал мне сниться. Будто в толпе стоит и делает вид, что не видит меня, а на самом деле что-то против меня замышляет. Если отвернусь - нападёт. И я просыпаюсь с содроганием - укрываюсь от него в ЭТОМ мире. Несколько дней хожу в брезгливом испуге и всем, с кем ни случается говорить, помяну его недобрым словом.

Чего нельзя делать по завету предков. Нельзя! Но уж сколькими заветами мы безвредно для себя пренебрегли. Откуда я знала, что этот так силён?

Улыбаетесь... Понимаю... Образование-то у нас у всех есть, да всяк его забывает на свой лад. Жизнь всё равно пересиливает. Разумеется, смешно верить снам. Дядя Коля Бутько тоже смеялся. Ну как же, его самокатное колесо и квадраты расстояний - это не смешно, ведь это по части материальных явлений, а сны что, это предрассудок невежественного ума.

Но мне ещё один человек снится, милый моей юности, с тех самых пор. Любовь моя к нему - ей так внезапно отсекли голову - если петуху голову отсечь, он ещё побегает, а потом валяется, безглавый, на земле и долго трепыхается.

То мне приснится: я осталась после колхозного собрания в конторе - ночь, я бреду по пустому коридору, глядь, а в одной комнате - ошеломительное счастье! - ждёт меня он, милый. И кровать там будто бы стоит; смейтесь, смейтесь... Но тут появляются люди и с ними мой проклятый покойник, а я стыжусь их прогнать: признаю, то есть, долг супружества за собой. А милый ждёт, ждёт моего решения, пока идут споры да разговоры, и чем меньше остаётся возможности нам соединиться, тем он становится бледнее, тусклее, усыхает как бы и исчезает совсем, глядь - комната уж пуста. И этого я не могу спустить проклятому моему врагу.

Или: будто я еду в город, автобус полон наших, деревенских, и тут я вижу, что на берегу колхрзного пруда палатка, а у палатки он, мой милый. Он смотрит на меня издали, и ясно, что он здесь ради меня. Но я стыжусь остановить автобус, и от этого моего предательства опять его образ тускнеет, жухнет и пропадает. А я еду и чувствую спиной какую-то смертельную опасность. Оглядываюсь - а боже ж ты мой! - прямо за мной сидит мой проклятый, смотрит злющими глазищами, и неподалёку мать его с такою же зловещей рожей. Обложили. Вскочить мне и броситься бежать по проходу - неудобно, люди кругом. И остаюсь сидеть, сохраняя приличия, спиной предощущая нож. От страха просыпаюсь.

И снова я рассказываю кому ни попадя: дескать, слава Богу, что мёртв, негодяй, чуть не зарезал сегодня во сне.

И вдруг понимаю, что от этих моих речей в следующий раз он явится мне ещё опасней и злей.

И так и происходит.

И так пополняется наша взаимная ненависть. Да, именно ВЗАИМНАЯ. Как будто его дух тоскливо скитается где-то тут и знает всю мою ненависть, и мстит мне (если он может это; если мы - не одно только то, что можно ощупать; какой-нибудь нерв ветвистый, незримо проросший в иной мир, оттуда сосущий сок, как дерево корнями из почвы; пуповина, на которую где-нибудь там можно наступить и пережать...)