Читать «Операция "Раскол"» онлайн - страница 135

И во-вторых (обстоятельство, которое, очевидно, не было первоначально понято авторами операции «Раскол»), русское правительство не рассматривало свои восточноевропейские владения лишь как часть недвижимого имущества: эти владения играли важную роль для оборонительных планов русских и для их концепции безопасности.

Президент Рузвельт понял навязчивую идею Сталина о необходимости обеспечить навсегда неприкосновенность русских границ. Возможно, если бы Рузвельт был жив, то Сталин удовлетворился бы тем, что такие страны, как Чехословакия и Венгрия, могут быть его союзниками, а не колониями. Но дело не в этом. Раз сателлиты стали составной частью военного механизма Варшавского пакта, то Россия при необходимости готова воевать или вмешаться для того, чтобы удержать их в системе. Вместо того чтобы поощрять такую возможность, творцы западной политики должны были бы в первую очередь поддерживать возникновение прокоммунистических, прорусских, но независимых суверенных правительств во всех странах Восточной Европы (можно привести в пример коалиционное правительство, пришедшее к власти в Венгрии после сравнительно свободных выборов в ноябре 1945 года, в котором доминировали коммунисты). Но они не должны, как это делал Аллен Даллес, оказывать помощь в их уничтожении. Русское вторжение в Венгрию в 1956 году, и в Чехословакию в 1968 году – таковы два самых трагических события в послевоенной истории Европы. Но в каждом из этих случаев Россия стояла перед лицом не только потери империи, что имело бы достаточно серьезное значение, но и перед лицом полного подрыва ее стратегических позиций на военно-геополитической карте Европы.

И в этом, больше чем в факте вторжения, состояла действительная трагедия. Именно скорее по военным, чем по политическим причинам контрреволюция в этих двух странах была обречена на подавление: потому что, когда в них поднялись восстания, они перестали быть государствами, а вместо этого превратились просто в военные фланги.

Ответственность за такое положение вещей, обусловившее неизбежность жестокого русского вмешательства, лежит не только на советском правительстве. Ее должны разделить также авторы операции «Раскол». Эта операция привела к усилению, а не к уменьшению советского господства в этих странах; она усилила страх советского руководства и его подозрительность по отношению к западным союзникам, из-за всего этого она содействовала утверждению в странах Восточной Европы колониального статуса, чего вполне можно было избежать.

Таким образом, Сталин, слепо попавшийся в ловушку операции «Раскол», превратил Восточную Европу в простое приложение к Советскому Союзу, управляемое при помощи неограниченной власти тайной полиции. Возможность преодоления «железного занавеса» и диалога была сведена к нулю, и два могущественных блока стали готовиться к тому, чтобы однажды уничтожить друг друга.

Было бы нелепым считать, что операция «Раскол» вызвала «холодную войну». Но она, бесспорно, придала ей особо дикий, зверский оттенок, ставший характерной особенностью той эпохи. Она чуть было не превратила «холодную войну» в «горячую», разрушила надежды целого поколения и превратила мир в раздолье для тайной полиции.