И безграничную обидуС тех пор мой Гила затаил.Покинул стадо он, и с видуСтал неприветлив и уныл.Все смотрит в сторону куда-то,Не щиплет горную траву,И жизнь его, клонясь к закату,Оскудевает наяву.Не утолят его страданьяТеперь ни солнце, ни луна,В печальный мир воспоминаньяЕго душа погружена.Он помнит ангельские речи,Когда по воле высших силК его рогам большие свечиПосланец божий прилепил.И непостижен, и нечаян,Шепнул он на ухо тогда:Блажен, о Гила, твой хозяин,Тебя взрастивший для трудаЭх, не узнать мне больше Гилу!И худ, и жалок, и сердит,Бедняга дышит через силу,В глаза мне больше не глядит.Уж он не лижет больше солиИ не подходит под окно…Вола мне жалко поневоле,Да, видно, так уж суждено!Как утешать его я стану,Ведь он немое существо!Чем залечить сумею рану,Коль сердце ранено его?Когда он горестно вздыхает,Понурив голову свою,Слеза мне очи застилает,Тоска терзает грудь мою.Однажды я запряг бедняжку,Чтоб испытать его в труде,Но он не вытянул упряжкуИ лег, вздохнув, на борозде.Склонил на пахоту он выю,Сложил ярмо свое в пыли,И, как ни бился я, впервыеНе встал мой труженик с земли.