Хевсуры гуляли в гостях.У Цыки варилося пиво.С ковшами у полных корчагНа крыше сидели шумливо.Преданьями слаще сыты,Гостей веселя под пап дуру,Мостили к их слуху мостыРассказчики и балагуры.Посасывая чубуки,Внимали преданиям чтимымСедые как лунь старики,Как облаком, скрытые дымом.Живя стариною былой,Пускались о витязях спорить,Чтоб воз данной им похвалойСвою молодежь раззадорить:Посмотрим, из вас, молодчинКто в доблести будет удалей>.Грустил на пирушке один,И все туда взгляды кидали.Оставив других в стороне,Все льнули к нему на попойке.С мечом и щитом на ремнеСтоял он, худой и небойкийДве преданных, близких душиСлужили ему всем порывкомХватали пустые ковшиИ передавали их с пиком.Бери, говорили, не лей,И что ты так хмур? Приосанься.Взгляни на народ веселей,Скажи что-нибудь и не чванься.Не стой, говорят, нелюдимом,А он отвечал: "Во хмелюХорошего что я скажу им?Я глупости спьяна мелю.Проспимся, тогда потолкуем".И чашу поднявши к губам,Он опорожнил ее духом.Он рад был родимым местам,Седым старикам и старухам.И пьяный, как все, в пух и в прах.Смотрел он на пьяные лица…О Миндии этом в горахРассказывали небылицы.Его лет двенадцать в пленуДержали могучие дивы.Он муки познал глубину,Томясь на чужбине тоскливой.Двенадцать Христовых рождествИ столько ж его воскресенийПрошло той порой, что простецИз плена не видел спасенья.В неволе истаяла грудь.Душа запросилась из тела.Тоске не давая уснуть.Он рвался в родные пределы.В ущелия гор снеговых,На тропы с неверным изломом,К не чающим сына в живыхРодителям, братьям, знакомым.В ту хату, которой столбыТеперь ему раем казались…Святителям, множа мольбы,Он так раз сказал, опечалясь:"Покончу с собой. В западнеЖитья все равно мне не выйдет".Однажды котел на огнеС обедом для дивов он видит.Он знал, что варилось в котле.Готовились змеи с приправой.У дивов не раз на столеОн видел посуду с отравой."Вот этим-то и отравлюсь",Как громом, сраженный догадкой,Сказал он, и выловил кус,И съел через силу украдкой,И небо окинуло долГлазами в живом повороте.Он новую душу обрел.Очнулся под новою плотью.Прозрел он и точно замокС очей и ушей его взломан.Все слышно ему и вдомек:И птичий напев, и о чем он.Крик счастья, и лепет истом.Зверей и растений усилья,Все, созданное творцом,С душой ли оно, без души ли.У всех есть особый язык,Особые у становленья.И пленник, попав в их тайник,Дивится своей перемене.Теперь ему ясно, что змейНарочно придумали дивы,Чтоб тайна была их тошнейДуше человека брезгливой.Хоть правда, что дивы всегдаИ потчевали его кротко.Уверенные, что едаНе может пролезть ему в глотку.Лес, небо, что ни попадиТеперь с ним в беседе совместной,И в Миндиевой грудиЛишь зло не нашло себе места.Все прочее их существоВпитал он и духом воспрянул.Не страшно ему ничего,Хотя бы и гром даже грянул.Не нынче, ближайшим из утрОтделается он от дивов.Он скор, точно пуля, он мудрВсем ходом змеиных извивов.В нем боготворят свой оплотХевсуры и пшавы, не споря,В венце своей славы, с высотЦарица Тамара им вторит:Коль Миндия с нами пойдетИ с ним его рода горяне,То враг ничего не возьмет.На все невзирая старанья>.Он способы знает в боюРасправиться с вражьею силой.Он раненых за врачеюСпасает у края могилы.Разрубленного пополамУмеет срастить его зелье.Он вечный предлог к похваламВ военном ли, в мирном ли деле.И область молвою полнаО жизни его и удаче.