Читать «Шуаны, или Бретань в 1799 году» онлайн - страница 184

— Довольно, — прервал его Крадись-по-Земле. — Если хочешь, чтобы тебя не поминали злом больше, чем следует, веди себя как бретонец и не хнычь перед смертью.

Шуаны снова схватили его, положили на скамью, и он уже больше не выказывал никаких признаков сопротивления, только судорожно вздрагивал в инстинктивном животном страхе; наконец он издал несколько глухих стонов, и разом их оборвал тяжелый стук топора. Голова отлетела с одного удара. Крадись-по-Земле поднял ее за волосы, вышел за порог, поискал взглядом и нашел на грубом наличнике двери большой гвоздь, намотал на него прядь волос, за которую держал эту окровавленную голову, и, даже не потрудившись закрыть ей глаза, повесил ее у входа в лачугу. Оба шуана, не торопясь, вымыли руки в большой глиняной миске, наполненной водою, надели шляпы, взяли карабины и, перепрыгнув через бревно, пошли по тропинке, насвистывая мотив «Баллады о капитане». В конце поля Хватай-Каравай затянул хриплым голосом куплеты, наугад выхватив их из этой наивной песни, и ветер далеко разнес ее простую, сельскую мелодию:

Приехав в порт известный, Там белый шелк чудесный Ей капитан купил. В другом порту богатом Наряд, расшитый златом, Он милой подарил. Такой красой блистала, Что ей салютовала Флотилия не раз.

Шуаны отходили все дальше, мелодия становилась все более смутной, но тишина полей была так глубока, что обрывки мотива достигли слуха Барбеты, которая в это время возвращалась домой, держа за руку своего мальчугана. Ни одна крестьянка не может равнодушно слышать эту песню, столь любимую на западе Франции, и Барбета невольно начала напевать первые куплеты баллады:

— Пришла пора, красавица, Нам на войну отправиться, Настал отъезда час. — Пусть вы лихой вояка, Но дочь свою, однако, Растил я не для вас. С возлюбленным в позоре Не жить ей ни на море, Ни на земле у нас. — Оставь-ка, дочь, надежды! — Сорвав с нее одежды, Отец в седой прибой Несчастную бросает, Но друг ее спасает Из бездны из морской. — Пришла пора, красавица, Нам на войну отправиться, Настал отъезда час. Приехав в порт известный и т. д.

Мурлыча слова баллады, с которых начал Хватай-Каравай, Барбета уже вошла в свой двор, но тут язык ее оцепенел, она замерла на месте, и дикий, тотчас подавленный вопль вырвался из ее широко раскрытого рта.

— Что с тобой, матушка? — спросил ребенок.

— Иди один! — глухо воскликнула Барбета и, выдернув свою руку из его ручонки, толкнула его вперед с небывалой для нее резкостью. — Нет у тебя больше ни отца, ни матери.

Ребенок громко заплакал, потирая себе плечо, но вдруг увидел висевшую у двери голову, умолк, и на свежем его личике застыла гримаса, которая обычно появляется у плачущего. Он широко раскрыл глаза, каким-то бессмысленным взглядом, без малейшего волнения, долго смотрел на голову отца, и под конец на его лице, отмеченном печатью тупого невежества, даже появилось выражение любопытства. Вдруг Барбета снова взяла руку ребенка и, крепко стиснув ее, быстро потащила мальчика за собою в хижину. Когда Хватай-Каравай и Крадись-по-Земле укладывали Налей-Жбана на скамью, с ноги у него свалился деревянный башмак, упал на пол под головой и наполнился кровью, вытекавшей из обрубка шеи; этот башмак прежде всего кинулся в глаза вдове.