Читать «Искатель. 1970. Выпуск №3» онлайн - страница 12

— Разве он один знает о тайнике? — Это тонкий голос. — Я слышал, в запасе у вас есть еще несколько человек.

В запасе? Это означает, что рабочих механических мастерских будут пытать всех подряд!

— И потом я ознакомил вас с приказом рейхсфюрера. Вы же знаете: мне дано право выбирать и отбирать.

Непродолжительное молчание, во время которого дрожь почему-то все сильнее сотрясает Колесникова.

Голос штурмфюрера:

— Как прикажете отметить в карточке, господин комендант?

— Ну… Кугель, я думаю. Пусть снова будет Кугель…

По-немецки кугель — пуля. Под этим словом в карточке, заключенного обозначают, что он расстрелян при попытке к бегству.

Итак, его, Колесникова, уже нет. Пометкой «Кугель» он вычеркнут из списка живых…

Посетители гурьбой двинулись к выходу. Что это? Замешательство опять возникло — на этот раз у ступенек. Наверное, один из высокопоставленных посетителей, а быть может, почтительно сопровождавший их комендант споткнулся о брошенные на пол орудия пыток: бич из бычьей кожи либо плетку-девятихвостку, потому что тонкий голос произнес с пренебрежительными интонациями:

— Бичи, плетки! Это вульгарно, вы не находите? У нас не бьют, господин комендант…

И больше Колесников не услышал ничего. Вместе со скамьей, к которой он был привязан, его быстро поволокли по очень длинному, гулкому коридору. Сталкиваясь, продолжали стучать в мозгу непонятные фразы: «У нас не бьют» и «Этот годится, пожалуй…»

4

Его переместили из застенка в лагерный лазарет, но не в общую палату, а в изолятор. Вокруг захлопотали врачи. Колесникова начали усиленно кормить и лечить. На обед вместо обычной брюквенной похлебки ему подали суп, в котором плавали волоски жилистого мяса. В концлагере — мясо! А хлеба отвалили граммов двести, не меньше.

«Годится, пожалуй…» Гм! Что же понравилось в нем этому с тонким голосом? То, что плюнул в лицо штурмфюреру? Если бы он, изловчившись, пнул Конрада ногой в живот, может быть, понравился еще больше? Странно!

Прошло шесть дней. Внезапно среди ночи Колесникова подняли с постели, втолкнули в закрытую машину и, нигде не останавливаясь, примерно за полчаса доставили на новое место.

Пока конвоиры вели его от машины к воротам, он успел осмотреться. Дом, именно дом, а не барак, стоял в котловине, на самом ее дне. В звездном сиянии ночи синели холмы, которые он принял в первую минуту за неподвижную гряду туч.

Залязгали, будто перекликаясь, замки в последовательно открываемых и закрываемых дверях.

Конвоиры заставили Колесникова быстро подняться по широкой, — слабо освещенной лестнице. Его ввели в камеру. Еще раз лязгнул замок за спиной. Колесников остался один.

Где он? В окне, одном-единственном, расположенном довольно высоко от пола, матово отсвечивает при блеске звезд решетка. Значит, тюрьма? Но загадочная.

Он наклонился, нащупал на полу тюфяк. Подушек и одеяла нет. Потом пошарил на стене у двери. Выключателя тоже нет. Его удивило другое. Стены в камере оклеены обоями! Правда, на ощупь это обрывки обоев, но все же обоев. Стало быть, не камера, а комната?