Читать «Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881 г.» онлайн - страница 409

С другой стороны, Тихомиров удивлял товарищей подчеркнуто демонстративным поведением, разыгрывая добропорядочного и законопослушного гражданина, потрясенного свалившимися бедствиями: носил черную повязку, ходил в церковь на траурные богослужения и т. п. Похоже, он ощутил себя человеком, за которым внимательно следят — и, не исключено, что не ошибался в этом!

В ближайшие же дни, когда столицу захлестнула волна арестов, он выбрался в Москву. Впрочем, в эти дни и многие другие заговорщики разбегались из Петербурга.

С апреля он развернул вместе с Ошаниной руководящую деятельность в Москве, куда Мария Николаевна перебралась еще за год до того.

Нетрудно разглядеть, что состоялись очередные закулисные переговоры с Катковым, в которых Тихомиров пытался добиться максимальных льгот себе и своим товарищам. Несомненно, Катков отказал в поддержке Желябову — и действительно, самооговор последнего выходил за рамки здравого смысла, на чем, конечно, настаивал Катков. Оставалось, разумеется, сожалеть о том, что изначальный договор не имел такой юридической точности, чтобы избежать недоразумений — это, если подумать, и входило в расчеты Каткова.

Желябов и его подельники были, таким образом, обречены — великолепный итог цареубийства для самих террористов!

Зато гарантии Михайлову подтверждались — и выполнились буква в букву: он не был казнен.

С 26 по 29 марта проходил процесс по делу 1 марта.

3 апреля Андрей Желябов, Софья Перовская, Николай Кибальчич, Николай Рысаков и Тимофей Михайлов были публично повешены.

Геся Гельфман после смертного приговора заявила о беременности. Казнить ее не решились, дали родить, а потом фактически замучили и ее, и ребенка.

Из многих уже арестованных были люди, имевшие отношение к покушению ничуть не меньшее, чем Гельфман, но никто из них не был евреем. Это — очевидный мотив привлечения к суду именно ее.

По популярности в народе в ближайшие месяцы и годы на первом месте была, конечно, версия: господа убили за то, что дал свободу. Но на второе место уверенно вышла вторая: какая-то Геся убила! Это стало мотивом волны еврейских погромов, прокатившихся по России в 1881 году.

Из казненных позднее всех был арестован Кибальчич. Это произошло 17 марта. В энциклопедиях можно прочесть, что виновником ареста был Рысаков. Но показания Рысакова опубликованы: он не знал ни имени Кибальчича, ни его адреса. Максимум, что он мог описать — внешность «техника». Разумеется, это очередная сказочка вполне определенного назначения.

Вот рассказ Фроленко об аресте его самого в названный день, 17 марта: «я был арестован около квартиры Кибальчича. Дня за три или четыре до 17 марта я был у Кибальчича, и мы условились 17-го снова повидаться. Еду к нему. Начинаю звонить и вижу: вышла другая горничная. Мне это показалось подозрительным. Называю вместо Кибальчича другую фамилию. «Пожалуйте, пожалуйте!» — зовет она. Вхожу и вижу в комнате Кибальчича лежит на диване раздетый полицейский пристав. /…/ хочу выйти, но горничная будит пристава /…/. /…/ выскакиваю из комнаты, запираю дверь комнаты и спешу к выходной. Пристав /…/ разлетелся и вышиб дверь. Я уже затворял выходную дверь, когда он снова ее отворил и хотел схватить меня за руки. Но у меня в руках был кистень; увидав его, он бросил меня и скрылся. Я вышел на улицу, пробежал квартал, завернул налево, еще пробежал изрядно, подходил уже к трактиру. Стоило зайти туда, и я был бы спасен, но, оглянувшись, вижу, мой пристав на рысаке уже около меня. Пришлось сесть и отправиться в участок. Так произошел арест. Сначала меня держали в участке, потом в департ[аменте] полиции у Цепного моста, а затем вплоть до суда держали уже в Петропавл[овской] крепости, в Трубецком бастионе».