Читать «Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881 г.» онлайн - страница 246

Мышкин «показал себя замечательным оратором, хотя /…/ он был только талантливым исполнителем роли, так как речь не была экспромтом, а составлена для него, если не ошибаюсь, Сажиным» — вспоминал Лев Тихомиров, который и стал мозгом и душой кампании протестов подсудимых, с этого времени признанным лидером революционной партии.

Тихомиров инструктировал почти каждого выступавшего в суде, а затем выслушивал их отчеты — сообщает уже цитированный С.Л. Чудновский — тоже подсудимый на этом процессе. Сношения же между камерами (разговоры через окна, перестукивание, передача записок) были поставлены в Доме предварительного заключения лучше некуда.

Явный страх суда перед двумя сотнями юнцов и девиц, заведомая нелепость обвинения в организации заговора большинству из них, неспособность следствия и прокуратуры его обосновать, а суда — объективно разобрать, а главное — сам выбор обекта для приложения грозных карающих сил государства в тот критический момент, когда оно само должно было бы напрягать все свои силы и силы общества в нешуточной борьбе с внешним врагом — все это совершенно немыслимым образом подрывало престиж власти — и не только в глазах ее заведомых недоброжелателей.

К.П. Победоносцев, которого никак не заподозришь в сочувствии к революционерам, писал к своему воспитаннику цесаревичу Александру Александровичу, находившемуся в действующей армии, такие письма, смысл и тон которых совершенно очевиден из ответа будущего Александра III, отправленного 31 октября 1877 года:

«Благодарю Вас, любезнейший Константин Петрович, за Ваши длинные и интересные письма, которые меня очень интересуют, так как, кроме газет, мы ничего не получаем из России, а в частных письмах не все решаются передавать правду.

То, что вы пишете по поводу политического процесса, который теперь, к несчастью, уже начат в Петербурге, просто возмутительно; и нужно же быть таким ослом как Пален, чтобы поднять всю эту кашу теперь.

Я все еще надеюсь, что государь так или иначе, но прикажет остановить это дело».

Но до мнения царя ничего подобного, очевидно, не доносили, и никто в его окружении, включая наследника престола, не решился обратить внимание царя на происходящий нонсенс. Весь расклад мнений в высшем эшелоне власти, совершенно отчетливо выявившихся в последующие месяцы, показывает, что дело тут было не в «осле» К.И. Палене, а в силе заведомо более могущественной, чем какой-то наследник престола или какой-то Победоносцев, которые пока еще не стали соответственно царем и его могущественнейшим министром. Все дело было в Трепове, сладу с которым не было тогда ни у кого.

Поэтому на Балканах и на Кавказе продолжалась жесточайшая война, а в столице — нелепейший политический процесс.

Перелом на фронте произошел в ноябре. Сначала пал Карс, осаждаемый русскими. Там прославился наш будущий герой генерал М.Т. Лорис-Меликов.

Но и после этого, 7 ноября, Д.А. Милютин писал в дневнике: «получены и неутешительные известия о восстании в Южном Дагестане, где оно приняло даже более значительные размеры, чем в других частях края. Мятеж распространился и на Закатальский округ. Остается надеяться не столько на укрощение восставших оружием, сколько на нравственное влияние, которое должны произвести в крае наши успехи над турками. Желательно, чтобы на сей раз по усмирении мятежа не сделали новой ошибки и не упустили случая окончательно обезоружить горцев».