Читать «Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881 г.» онлайн - страница 244

Вскоре, однако, это недоумение сменилось жестоким и суровым гневом, который проявлялся сильней всего в националистических кругах Москвы. Со всех сторон заявляли о слабости и бездарности правительства, возмущались нерадением и взяточничеством в среде администрации, невежеством и неспособностью генералов. Изощрялись в саркастических нападках и обидных насмешках по адресу великих князей Николая, Михаила, Александра и Владимира, поставленных во главе командования лишь по личной милости царя и совершенно не способных справиться с этой ответственной задачей. Осмеливались нападать даже на императора. /…/

Во многих салонах Москвы открыто заявляли о необходимости изменить образ правления, который явился виновником стольких зол. А пылкий поборник ортодоксального панславизма, главный вдохновитель войны, Иван Сергеевич Аксаков имел мужество требовать немедленного созыва Национального собрания».

И внешнеполитическая, и внутриполитическая ситуации складывались для царя и его правительства явно непростыми. Требовались военные победы (они действительно скоро пришли и разрядили напряжение, но это уже трудно было предвидеть, наблюдая ситуацию из российского тыла), но необходимы были и какие-то шаги к примирению правительства и общественного мнения.

И вот вместо таких шагов 18 октября 1877 года начался судебный процесс над 193 пропагандистами. Он сразу превратился в фарс.

«Заключенных свели в подземный ход, соединявший Дом пр[едварительного] закл[ючения] на Шпалерной ул[ице] с зданием окружного суда на Литейной, выстроили гуськом вперемежку с солдатами с ружьями, скомандовали зарядить ружья и стрелять при попытке бежать, и шествие тронулось на суд. Судило особое присутствие правит[ельствующего] сената под председательством Петерса.

По правую руку от суда помещались женщины, по левую — те товарищи, против которых прокурором Желиховским были выдвинуты наиболее тяжелые обвинения. Там были: Муравский, Мышкин, Ковалик, Войнаральский и другие. Место это прозвали «Голгофой»; перед ними сидели защитники; остальная масса подсудимых заполняла зал. Скоро все это перемешалось; после долгой разлуки встретились друзья и товарищи; хотелось обменяться мыслями; поднялся невообразимый гул; чтения обвинительного приговора никто не слушал; суд, испугавшись этой массы людей, не чувствующих к нему никакого уважения, совершил подлог: составил задним числом постановление о разделении подсудимых на группы и о слушании дела по группам. /…/

Подсудимые запротестовали; запротестовали и защитники; не для того люди сидели по 3–4 года и, по словам обвинения, были членами единой организации, чтобы судиться по группам, без выявления связей между этими группами. Началась обструкция, и подсудимых стали выводить между двумя рядами солдат с обнаженными шашками. Тогда подсудимые решили отказаться от всякого участия в суде. Дело происходило так: когда в камеру за подсудимым являлись вооруженные солдаты, то подсудимый заявлял, что он идет в суд, только подчиняясь насилию; затем в суде, поднявшись на «Голгофу», он заявлял о своем отказе от участия в суде /…/. /…/ в результате на суде 193-х сидело от 13 до 22 подсудимых /…/. Это был скандал, неслыханный в истории суда; суд происходил без обвиняемых; гласность же этого суда олицетворялась несколькими женами околоточных надзирателей и родственниками лиц, не пожелавших участвовать в протесте.