Читать «У подножия вечности» онлайн - страница 6
Лев Рэмович Вершинин
– Так что ж князь-то? – не спрашивая, но словно требуя чего-то, выдавил хозяин.
– Эх, Микулич… Князя дело княжье. Седмица тому, за день, как мне путь лег, собралась Дума; до света сидели. Порешили раскидать дружину по градам… авось проредят орду на приступах; в поле все одно не устоять. Еремея помнишь ли?
– Глебыча? Кум мой…
– В Коломну послан.
– То добро. Еремей вояка цепкий, за так града не отдаст.
– И еще, Микулич. Княжичей старших князь тож по крепостям разослал.
– Дела-а-а…
Помолчали вновь. И опять – не закусывая.
– А казну княжью я тебе привез, почитай всю. Под оборону Божидара…
Поднял глаза – и наткнулся на острый взгляд хозяина.
– Поня-аатно… – Дрогнули усы, колыхнулась воеводская борода. – Как не понять… Может, оно и верно? И впрямь, доныне ни един ворог Козинца не зорил. Мокша да булгары давно налетать закаялись. Не стены ж оберегали – Божидар хранил. А только…
Хлебнул из чары. Отрыгнул громко.
– А только не по-божески так-то, а, Якимыч! Как гроза грянет, так Божидар! А пока тихо, так погаными дразнят… Э, что там. Княжье слово было, мне перечить не след…
Хлопнул в ладоши. В дверную щель сунулся Ондрюха, кивнул понятливо, неслышно вошел, быстро, без суеты, прибрал стол, оставив на досуха протертой доске лишь братину, полную цеженого меда.
– Пей, Михал Якимыч, пей, гостенек! – совладав с собою, городовой вновь захлопотал; лишь руки заметно вздрагивали. – Пей, милый, нынче нам лишь питие от всех утех и осталось, доки татарва сквозь лес не пришла…
Разлив, прищурился:
– Дружинку свою оставишь, моим в подкрепленье?
– Так и мыслилось! – кивнул боярин. – Так и князь наказал. Вестового лишь отошлю в Володимер, уведомить: прибыли, мол, в порядке казна…
Встал; разминаясь, прошелся взад-вперед. Шумно вздохнул. Окрестился на божницу.
– В сон клонит? – спросил из полумрака воевода. – Дак опочивальня готова давно. Ондрюха укажет. И постелю согреть пришлет кого ни на есть. Аль устал?..
– Пойду, Борис Микулич, пойду. А про постелю вот што…
Подумал. Хмурясь, повел плечом.
– Устал-то устал, то так… А чего ж? пришли девку побелее; все едино, навряд вмиг заснуть выйдет…
Промучившись понапрасну едва ль не час, прогнал измятую девку. Хоть и хороша была, и сдобней некуда, и ластилась умело, а – так и не вышло. Отвалившись к стене, толкнул локтем: пошла, мол, отсель. Поначалу не уразумела, дура, после – чуть не в плач: да как можно, да меня ж Ондрей Саватеич со свету сживет. Буркнул тихо: беги, беги, скажешь Ондрюхе – ублажила, мол…
Как рубаху натягивала, как уходила – не глядел даже. Тревога, силою воли отогнанная в пути, подступила в спальном тепле полною мерой. Не все ведь и поведал Микуличу: зачем старого пугать до времени? что толку говорить, что, может статься, нет уже, стойно Рязани, и самого Владимира Великого? Дружины-то по градам раскиданы, и сам князь, столицу оставив, ушел воев по весям созывать. Кому стольный боронить, коли напасть подкатит? – не княгине ж с Митрофаном-епископом…
Поднялся с постели; косо ступая босыми ногами, подошел к оконцу.
Залитый лунным светом, лежал Козинец словно на ладони: аж до конца посада видать из светелки. Темные тени на белом снегу – и покой несказанный. Ни души. Лишь церковка изнутри озарена чуть, да рядом, припав к стене церковной, малая часовенка, обитель Божидарова, – оттуда тоже нечто поблескивает.