Читать «ОСОБЕННОСТИ ЯЗЫКА И СТИЛЯ ПРОЗЫ БРАТЬЕВ СТРУГАЦКИХ» онлайн - страница 76

Слова-анахронизмы у братьев Стругацких закреплены за вполне определенными реалиями в созданных ими мирах, поэтому их употребление нельзя назвать случайным - с одной стороны, данные слова демонстрируют безразличие автора к характерной для научной фантастики гипотетической оправданности появления неологизмов, с другой стороны, они свидетельствуют об искусственности сложившейся в их мире языковой ситуации, и следовательно - об искусственности самого созданного ими мира.

2.5.2. Анахронизмы в повестях братьях Стругацких, относящихся к игровому типу

В своих воспоминаниях братья Стругацкие говорили о «годами лелеемой мечте написать исторический роман в манере Лиона Фейхтвангера» (см. [Стругацкий 2003; 289-298]), и, наверное, влиянием именно фейхтвангеровской манеры обусловлено появление в повестях, относящихся к игровому типу, таких, например, выражений как шведские и норвежские пираты [ПНС: 12] или министр госбезопасности Малюта Скуратов [ПНС: 88]). Появление в тексте таких реалий единично: в первом случае анахронизм возник, скорее всего, вследствие безразличного отношения авторов к фактической точности и может быть отнесен к нейтральным анахронизмам (см. [Кожевников 1987: там же]), а во втором примере видится некое подобие «метафорического употребления имен», где наряду с онимом используется характеризующая дескрипция министр госбезопасности.

Прием, использованный братьями Стругацкими, схож с популярной в современной журналистике актуализацией имен-метафор (окказиональных перифраз): современный Чаадаев (B.C. Черномырдин); Шварцнеггер по телосложению (Б.Н. Ельцин) и т.д. Оба приема служат для передачи идеи, что «все в мире повторяется» (подробнее см. [Шмелев 2002: 258-263]). Подобного рода анахронизмы по аналогии с новообразованиями второго порядка можно назвать анахронизмами второго порядка - в первую очередь они отражают осмысление окружающего мира героем-рассказчиком повести «Понедельник начинается в субботу» - Александром Приваловым.

В другом произведении, относящемся к игровой фантастике, - повести «Отягощенные злом» - этот заимствованный у Фейхтвангера прием получает и сюжетную поддержку: действие отдельных глав этой повести происходит в тех же местах, где протекали события «Лже-Нерона» Леона Фейхтвангера. Фигурой, объединившей произведения Фейхтвангера и братьев Стругацких, стала фигура Иоанна - индивидуально-авторское переосмысление образа святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова. В языковом отношении два этих произведения соотносимы между собой, прежде всего, за счет использования в них слов и выражений-анахронизмов. Но если Фейхтвангер использовал подобные слова с глубоко обоснованной целью (они позволяли соотнести описанные в его романе события с современностью - моментом становления фашизма), то у братьев Стругацких обращение к данному приему выглядит как чисто внешнее подражание манере Фейхтвангера.

В качестве анахронизирующего компонента авторы используют различные жаргонные и просторечные слова и обороты, что низводит общий пафос описываемых ими событий до уровня китча. Например, описывая молодость Иоанна, его вместе с братом Иаковом авторы называют юными гопниками: Прозвали их так соседи, когда юные гопники вступили в пору полового созревания, и надо тут же подчеркнуть, что только в современном восприятии перевод жутковатого прозвища «Боанергес» звучит как нечто грозно-благородное [ОЗ: 514]. Среди других слов-анахронизмов можно назвать существительное самиздат: Апокалипсис Прохора под именем «Откровение пророка Иоанна» уже вовсю ходил в самиздате и был знаком тысячам и тысячам знатоков и ценителей, фанатиков и скептиков [ОЗ: 570]; хабар Несколько лет спустя, когда Боанергес прогуливали хабар в компании подельщиков в одном из притонов на окраине Александрии, Иаков вдруг толкнул брата в бок [ОЗ: 517]; окказиональное образование пренебрежительной формы от имени Прохор, которое входит в противоречие с языковыми законами изображаемой эпохи: Году этак в девяностом Прохор впал в старческий маразм. Гордыня окончательно помутила его мозги. В состоянии помутнения повадился он называть Иоанна Прохором и даже Прошкой, пытался ему диктовать свое евангелие [ОЗ: 577].