Читать «Помпеи» онлайн - страница 141

От гладиаторских шуток нечего, конечно, ожидать аттической соли. Они бывают грубы и непристойны, но иногда довольно забавны. У гладиаторов было в обычае рядом со своим именем выставлять число своих выступлений и побед (извинительное тщеславие побуждало их почти всегда ставить знак равенства между обоими событиями). Об «эдикте» Прима уже говорилось. Келаду и Крескенту, записным волокитам, которые, по-видимому, не прочь были прихвастнуть своими победами, товарищи не давали прохода: Крескент именуется «господином ночных девиц» и «запоздалым их врачевателем», Келада дразнят, что он «предмет девичьих воздыханий» и «краса девиц».

Среди этих немудрых надписей есть несколько сразу останавливающих на себе внимание, настолько выделяются они из своего окружения: это стихи из вергилиевой «Энеиды» и воспоминания из Горация: гладиатор нацарапал на стене имя его возлюбленной Лалаги. Греческие имена, во множестве встречаемые в надписях, не всегда, видимо, были псевдонимами; среди гладиаторов здесь были люди из Греции и с Востока, знавшие по-гречески; вот кусок гомеровского гекзаметра, вот греческие слова, транскрибированные по-латыни; любопытна надпись: еврей, вероятно александриец, вспоминает в своем горьком заключении о Библии и дважды выписывает название первой ее книги — книги бытия (Genesis), сопровождая это слово эпитетом «megiste» («величайшая»).

Авторы таких надписей должны были чувствовать себя среди товарищей-гладиаторов сиротливо и одиноко. Им было душно в этом тяжелом воздухе жестоких профессиональных интересов, грубой шутливости и невзыскательных романов; и если эти люди знали лучшее прошлое и злая память воскрешала перед ними «былой блеск их судьбы, занятия наукой, родной дом, семью и друзей — все, что не суждено им было больше увидеть», то именно в этих душах, слишком утонченных для гладиаторской школы, постепенно нарастало и зрело то неистовое отчаяние, которое видело и находило выход и утешение в одной смерти. Крайности сходятся: гладиаторская жизнь была невыносима и для диких и грубых варваров-военнопленных, привыкших к ничем не ограниченной свободе. Именно эти люди изобретали самые неожиданные и страшные способы самоубийства. Сенека оставил рассказ о двух таких потрясающих случаях: гладиатор, с которого не спускали глаз, покончил с собой в уборной — единственном месте, где он оставался один; оружия при нем, разумеется, не было; он удушил себя, засунув в горло губку, надетую на палочку и употреблявшуюся для самых грязных надобностей; другого везли в амфитеатр в сопровождении стражи; он притворился спящим, голова его опускалась все ниже и ниже, наконец, он просунул ее в колесо между спицами (колеса были высокие, значительно поднимавшиеся над кузовом) и сломал себе шейные позвонки. Бывали случаи, что люди, попавшие в гладиаторскую школу, умирали, передушив руками один другого.