Читать «Первый день спасения» онлайн - страница 19
Вячеслав Михайлович Рыбаков
– Я намечал путь следования мобильной группы, – высокомерно проговорил председатель. – На случай, если днем его не обнаружат и придется вечером взять или уничтожить его дома.
– Я так сразу и понял, мой генерал.
Председатель нагнулся за осколками. Его дыхание, натужное от неудобной позы, прерывисто скрипело в тупой подземной тишине. Потом, упершись одной рукой в колено, он медленно распрямился.
– Да, – сказал он, задыхаясь. – Крысиные… – Неловко приставил обломок к обломку – пальцы его не слушались, излом колотился об излом. Еще можно склеить, – беспомощно выговорил он.
– Можно, – ответил начальник объединенного космического командования. – Только – зачем?
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ДЕНЬ
ОТЕЦ
Перерыв обрывает работу, как смерть.
Перерыв сметает бьющий в мозг грохот, и в мозгу становится просторно и пусто от распахнувшейся тишины, и кажется, будто проваливаешься и падаешь. И действительно падаешь – там, где застала сирена, – и не думаешь уже ни о чем, и долго не можешь шевелиться, говорить, даже пить – только тупо смотреть, как тонет свет в медленных перекатах каменной пыли, как растворяются, убегая во мглу, тусклые рельсы узкоколейки, как, стиснутое узостью штольни, мерцает исчезающее пятнышко света – у выхода, над постом охраны.
В перерыв можно слышать кашель. Вблизи, вдали. Он ходит мертво хрустящими волнами – немощно кашляет мгла, старчески кашляет эхо.
Профессор сидел, привалившись к борту вагонетки. Рядом хрипел напарник – живот его, раздвинув полы лишенного пуговиц пальто, судорожно ходил вверх-вниз. Бессильно ворочая глазами, напарник следил, как профессор, отпив глоток, завинчивает флягу.
В перерыв можно разговаривать.
– Я человек без воли, – просипел напарник. – Вечно все… выхлебаю с утра. А потом загибаюсь.
Профессор молча протянул ему флягу. Запекшиеся в черную корку губы дрогнули, рука шевельнулась и бессильно замерла.
– Нет… я не…
– Берите-берите, – профессор подождал еще. Напарник закрыл глаза. Ну, ничего, – сказал профессор, убирая флягу. – Скоро воды будет вдоволь.
Напарник вдруг застонал, словно от мучительной боли, и перекатил голову лицом вверх.
– Молчите уж, – просипел он, – раз ничего не понимаете.
Сердце успокаивалось. Кровь перестала лопаться в глазах и в пальцах.
– Знаете, чем отличается человек разумный от человека дрессированного? – вдруг спросил профессор. – На вопрос, как достичь благоденствия, портной сказал бы, что нужно шить больше красивой одежды, спортсмен – что нужно больше бегать, писатель – что нужно слово в слово публиковать все, что он пишет, а, например, больничный врач – что нужно увеличить число коек в палатах. И все были бы правы. Но эта правота не имела бы никакого отношения к ядру проблемы.
Напарник выждал. Затем спросил с беспокойством:
– Зачем вы это сказали?
– Не знаю, – помедлив, ответил профессор. – Понимаю: это естественно. Но так обидно. И так безнадежно. Вот и приходит в голову…