Читать «Неприкаянные письма» онлайн - страница 203

Перерубив – не без труда – колено, он берет все еще обтянутую чулочком ножку и врубает резак в подъем между третьей и четвертой плюсневыми костями, раздвигая их. Потом медленно, церемонным шагом обходит столовую и гостиные, оставляя за собой кровавый след. Вскоре, полагаю, на свадьбах цветы будут носить мальчики. Кладет ножку на подоконник, а сам открывает окно. Вышвыривает сраженную розу вместе с торчащим в ней резаком. Невероятно, но ножка Люси перелетает через чугунную ограду с плющом и падает на тротуар.

По первоначальным указаниям (до нашей игры в телефон), Гибб ударом резака приканчивает Люси.

Мне позволены кое-какие клапаны, полуправды, импровизации. Хотя они и незначительны, меня всегда наказывают. Для няньки ничего нельзя было поделать.

В свой восемнадцатый день рождения Гибб переводится в частное заведение. Мать платит из остатков бабушкиного семени, но никогда не навещает. Мать и Люси неразлучны, а Люси и в голову никогда не придет наведаться. Обзаведясь протезами на грани искусства, Люси становится известной теннисисткой, глашатаем интересов людей с ограниченными возможностями, инотелесной моделью. В интервью они с матерью не упоминают Гибба. Если интервьюеры настойчивы, обе уходят.

Думают они самое худшее. Считают его бездушным. Но душа его без изменений. Она скручивается в нем, как посудное полотенце при отжиме.

Примерно раз в год наезжает повидать его отец Люси. От жизни Люси он, кого так или иначе считают виновным, отрешен. Мальчика он не любил никогда, но знает, каково быть поверженным. Он говорит сам с собой, а мальчик сидит поблизости, будто слушает. С годами коктейли в парафиновых стаканчиках во многом, и все ж не совсем, лишили Гибба речи. Виски отца Люси развязывает ему язык и сглаживает острые углы четырехчасового улета.

Этот мужик присылает Люси букет из одиночных носочков на каждый день рождения с тех пор, как ей исполнилось три годика. Ему нравится покупать их, невзирая на косые взгляды продавцов. Теперь у нее, должно быть, они всех существующих цветов и рисунков. Косичками, в полоску, в горошек, в радугах, черепах и бабочках, в цветах и колючей проволоке, варенки, вязаные ромбиком и с ангелочками. И она их хранит. Он видел ее в них на матчах. Он их посещает, когда может: садится куда подальше и уходит пораньше. «Никогда красный, Гибб, – говорит он мальчику. – Никогда не видел, чтоб она натягивала на ногу красный. – А потом смеется: – Уверен, это из-за тебя». Отец Люси по-прежнему музыкант. Все еще играет в джазе на скрипке. Прелестно.

И он сохранил все половинки пар. Под конец этого самого посещения (его последнего), едва ворочая языком на исходе часа, он тычет пальцем Гиббу в грудь.

– Тебе. Они утьбя длжныбыть. Я тьбе вот што скжу: я тебе их прышлю.

Гибб все предоставляемое ему свободное время проводит на воле. Однажды, в один из редких моментов просветления, он спрашивает меня о книге в парке – той, что я почти вручила ему.

Говорю ему правду. Что, как и в случае с телами, то была подпорка. Костыль.

И что я все равно ее читала.

В последнее время мальчик ходит медленно, шаркая ногами, но он вовсе не калека и не испытывает ненависти ко мне за то, что я есть: санитар, врач, пациентка или дрозд на заборе – или за то, что Богом мне велено велеть ему сделать.