Читать «Исчезновение Эсме Леннокс» онлайн - страница 39

– Да, я так сказала. И вы не вернетесь. Хотя обстоятельства…

– Ты сказала. – Эсме закрывает глаза, крепко сжимает веки и опускает голову. – Ты обещала, – едва слышно шепчет она.

Руки пожилой женщины собирают в пригоршни материал платья на коленях.

Она не выйдет. Просто не выйдет из машины. Так и будет здесь сидеть, и пусть ее тащат, как в тот раз. Она делает вдох, выдох, прислушивается к шелесту дыхания. Но девушка обходит машину спереди, открывает дверь, достает сумку и кладет руку на локоть Эсме, касаясь очень легко, деликатно.

Эсме выпускает скомканную юбку и задумчиво смотрит на измятую ткань, которая не расправляется, а так и торчит комками, хотя пальцы уже разжались. Айрис все еще касается ее локтя, ласково, мягко, и, несмотря ни на что, Эсме знает – эта девушка, появившаяся из ниоткуда и спустя столько лет, сделала все, что в ее силах. Эсме все понимает и даже раздумывает, как объяснить это девушке. Наверное, никак.

Тогда она ставит ноги на землю, и под подошвами обуви хрустит гравий, а Эсме хочется плакать. Странно. Она толкает дверь и закрывает ее – от щелчка слезы вдруг отступают. Она больше не думает, ни о чем не думает, не думает, пока они идут по ступенькам вверх и по вестибюлю, по мраморному полу с черными и белыми, белыми и черными плитами. Просто удивительно, что пол не изменился, и вот фонтанчик с питьевой водой, прямо в стене, она и забыла, какой он, но как же она могла забыть, ведь помнит, как ее отец наклонился, чтобы…

Девушка разговаривает с ночным дежурным, и он отвечает ей: «Нет». Губы сложены буквой «О», голова раскачивается вперед-назад. Он говорит нет. Говорит, что это не в его власти. А девушка размахивает руками – напряженная, плечи сгорбились, брови нахмурены. И Эсме чувствует, что может произойти. Она закрывает рот, перестает глотать, складывает руки одну над другой и делает то, что умеет лучше всего. Свой коронный трюк. Исчезновение. Дамы и господа, смотрите и восхищайтесь! Самое главное – стоять совершенно неподвижно. Даже мимолетное дыхание вас выдаст, потому дышите редко, лишь бы не умереть. И все. Потом представьте, что вы длинная и тонкая. Это сложнее. Представьте – вытянутая, тончайшая, почти прозрачная. Сосредоточьтесь. По-настоящему сосредоточьтесь. Пусть ваша сущность, то, что держит вас на земле в трехмерной форме, воспарит, дамы и господа, до тех самых пор, пока не…

Они уходят. Девушка поворачивает обратно. Айрис. Внучка. Она подхватывает сумку и резко говорит что-то ночному дежурному. Что-то грубое. Что-то окончательное. Эсме хочется похвалить девушку, потому что дежурный ей никогда не нравился. Он слишком рано выключал свет в общей комнате и рассылал всех спать; она сказала бы ему что-нибудь грубое и сама, но пока не будет. На всякий случай. Кто знает.

Сейчас, когда они идут по засыпанному гравием двору к машине, Эсме внимательно слушает. Идет медленно. Хочет ощутить каждый камешек, каждую грань острых камней под подошвами. Хочет почувствовать и запомнить этот прощальный путь.

…конечно, мы больше никогда об этом не говорили. О сыне, о мальчике, который умер. Трагедия, да. Нам велели не вспоминать. А Эсме говорила о нем, спрашивала, помним ли мы, как Хьюго делал то и это. Однажды, когда она вдруг начала вспоминать, как он научился ползать, бабушка стукнула ладонью по столу и крикнула: «Хватит!» Отец увел тогда Эсме в кабинет. Не знаю, что он ей сказал, но, когда она вышла, лицо у нее было очень белое, губы дрожали, а руки были крепко сжаты. И больше никогда ни слова не сказала о нем, даже мне, потому что я попросила ее со мной о нем не говорить. Такая у нее была привычка, вспоминать Хьюго, когда мы с ней укладывались спать. Она восприняла его смерть, как и все остальное в жизни, – очень тяжело. А ведь, сказать по правде, сочувствия заслуживала наша мама. Я не понимаю, совершенно не понимаю, как мама все это вынесла, особенно после тех, других…