Читать «Двуглавый орел» онлайн - страница 102

Когда мы только заползли в воронку, рядом разорвался небольшой снаряд, но с тех пор было тихо, из чего я заключил, что противник будет ждать до темноты, а затем вышлет наряд, чтобы снять с обломков аэроплана всё, представляющее хоть какой-то интерес. Я к тому времени намеревался поджечь его и уйти.

А пока нам предстояло просто лежать в воронке под обжигающим солнцем и с трупом за компанию, считая часы до заката.

Я посмотрел на часы: одиннадцать тридцать пять. Значит, придется поджариваться здесь еще десять часов, прежде чем станет достаточно темно для побега. Во рту уже пересохло от волнения и напряжения. Мы с Тоттом попытались устроить тень, навесив летные куртки на пару кусков колючей проволоки, натянутой между обломками винтовки, найденной на дне ямы.

Мы стали ждать, стараясь не обращать внимания на огромных мух, заметивших нас и начавших собираться в рой. Меня озадачило, что при наличии в округе множества интересных объектов, которые мог найти и самый нечувствительный нос, эти насекомые уделяли столько внимания живым.

Помимо зловония, у этой пустоши была и другая особенность, которая произвела на меня впечатление, пока мы лежали там в то августовское утро — это невообразимый шум.

Как я полагаю, на Швиньяке это называлось "затишьем" — поскольку обе армии на какое-то время выдохлись, сражаясь за эту высоту. Но даже сейчас снаряды непрерывно свистели и грохотали над головой, выискивая тропинки и окопы в тылу и бредущих по ним потеющих солдат, отряженных на доставку обеда на передовую.

Непрерывно трещали винтовки, словно на стерне после сбора урожая горел сухой хворост. Казалось, одного выстрела достаточно, чтобы вызвать перестрелку, не утихающую несколько минут. Почти как лай деревенской собаки ночью, заставляющий лаять всех остальных псов в округе, пока не устанут. Я подумал, если это затишье, каково же тогда, когда действительно шумно? Однако посреди этого грохота иногда, как ни странно, можно было разобрать обычные бытовые звуки вроде бряцания туалетного ведра в соседнем окопе. Иногда кто-нибудь ломал на дрова ящики или свистел. Звуки напоминали нам, что этот унылый склон, ещё два года назад безлюдный, как арктическая тундра, теперь кишел людьми, точно городская улица.

Около полудня шум выстрелов стих настолько, что я, не веря своим ушам, услышал слабые звуки, доносившиеся с переднего края, примерно в двухстах метрах вверх по склону. Это был скрипач, наигрывавший мелодию "In Prater blühn wieder die Bäume" , очень популярную в то лето 1916 года. Её сентиментальные звуки производили странное впечатление в этом похожем на склеп месте, не говоря уже о том, что у меня от самой этой музыки сводило челюсть.

Хотя оперетты по большей части доставляли мне удовольствие, я никогда не испытывал особого интереса к слащавым пьескам в стиле Шраммеля, всегда вызывавшим в воображении образ толстого чиновника, рыдающего воскресным вечером над пол-литровой кружкой вина в венском хойриге-гарден . Во всяком случае, даже с такого расстояния было слышно, что музыкант не особенно хорош — возможно, для своих товарищей он был даже худшим испытанием, чем зловоние и мухи.