| At times brawls would spring up between the drunken, trouble-making company and the porters of all the establishments, who had gathered on the run for the relief of a fellow porter- a brawl, during which the window-panes and the decks of grand-pianos were broken, when the legs of the plush chairs were wrenched out for weapons, blood ran over the parquet floor of the drawing room and the steps of the stairs, and people with pierced sides and broken heads fell down into the dirt near the street entrance, to the feral, avid delight of Jennka, who, with burning eyes, with happy laughter, went into the thickest of the melee, slapped herself on the hips, swore and sicked them on, while her mates were squealing from fear and hiding under the beds. | Порою завязывались драки между пьяной скандальной компанией и швейцарами изо всех заведений, сбегавшимися на выручку товарищу швейцару, - драка, во время которой разбивались стекла в окнах и фортепианные деки, когда выламывались, как оружие, ножки у плюшевых стульев, кровь заливала паркет в зале и ступеньки лестницы, и люди с проткнутыми боками и проломленными головами валились в грязь у подъезда, к звериному, жадному восторгу Женьки, которая с горящими глазами, со счастливым смехом лезла в самую гущу свалки, хлопала себя по бедрам, бранилась и науськивала, в то время как ее подруги визжали от страха и прятались под кровати. |
| There were occurrences when there would arrive, with a pack of parasites, some member of a workingmen's association or a cashier, long since far gone in an embezzlement of many thousands through gambling at cards and hideous orgies, and now, in a drunken, senseless delirium, tossing the last money after the other, before suicide or the prisoner's box. | Случалось, приезжал со стаей прихлебателей какой-нибудь артельщик или кассир, давно уже зарвавшийся в многотысячной растрате, в карточной игре и безобразных кутежах и теперь дошвыривающий, перед самоубийством или скамьей подсудимых, в угарном, пьяном, нелепом бреду, последние деньги. |
| Then the doors and windows of the house would be tightly closed, and for two days and nights at a stretch a Russian orgy would go on- nightmarish, tedious, savage, with screams and tears, with revilement over the body of woman; paradisaical nights were gotten up, during which naked, drunken, bow-legged, hairy, pot-bellied men, and women with flabby, yellow, pendulous thin bodies hideously grimaced to the music; they drank and guzzled like swine, on the beds and on the floor, amidst the stifling atmosphere, permeated with spirits, befouled with human respiration and the exhalations of unclean skins. | Тогда запирались наглухо двери и окна дома, и двое суток кряду шла кошмарная, скучная, дикая, с выкриками и слезами, с надругательством над женским телом, русская оргия, устраивались райские ночи, во время которых уродливо кривлялись под музыку нагишом пьяные, кривоногие, волосатые, брюхатые мужчины и женщины с дряблыми, желтыми, обвисшими, жидкими телами, пили и жрали, как свиньи, в кроватях и на полу, среди душной, проспиртованной атмосферы, загаженной человеческим дыханием и испарениями нечистой кожи. |
| Occasionally, there would appear a circus athlete, creating in the low-ceiled quarters a strangely cumbersome impression, somewhat like that of a horse led into a room; a Chinaman in a blue blouse, white stockings, and with a queue; a negro from a cabaret, in a tuxedo coat and checked pantaloons, with a flower in his button-hole, and with starched linen, which, to the amazement of the girls, not only did not soil from the black skin, but appeared still more dazzlingly white. | Изредка появлялся в заведении цирковый атлет, производивший в невысоких помещениях странно-громоздкое впечатление, вроде лошади, введенной в комнату, китаец в синей кофте, белых чулках и с косой, негр из кафешантана в смокинге и клетчатых панталонах, с цветком в петлице и в крахмальном белье, которое, к удивлению девиц, не только не пачкалось от черной кожи, но казалось еще более ослепительно-блестящим. |
| These rare people fomented the satiated imagination of the prostitutes, excited their exhausted sensuality and professional curiosity, and all of them, almost enamoured, would walk in their steps, jealous and bickering with one another. | Эти редкие люди будоражили пресыщенное воображение проституток, возбуждай их истощенную чувственность и профессиональное любопытство, и все они, почти влюбленные, ходили за ними следом, ревнуя и огрызаясь друг на друга. |
| There was one incident when Simeon had let into the room an elderly man, dressed like a bourgeois. | Был случай, что Симеон впустил в залу какого-то пожилого человека, одетого по-мещански. |
