Читать «Юрий Тынянов. Сочинения в трех томах. Том 3» онлайн - страница 83

Тут Карамзин мягко предостерег его — нельзя смешивать понятия, различные в существе своем, — одно дело экзамены, и другое — просвещение. Ни Шекспиров, ни Боннетов без него быть не может. Изящный ум ближе к природе, чем невежество. Благородные должны это наконец понять. О графе де Местре он сказал с некоторой холодностью, что не знал о пребывании графа в Москве. Но экзамены—увы! — как надолго повредят они самим наукам! z

Сергей Львович вскоре не утерпел и прочел Карамзину «Мысль унылого дворянина».

Карамзин, казалось, оживился. Он со вниманием слушал стихи и попросил листок, чтобы перечесть. Щеки его окрасились. Вскоре тихим голосом он стал объяснять Сергею Львовичу с терпением и кротостью смысл происходящего.

Сидя в полутьме, Сергей Львович не шелохнулся. Он z с жадностью вслушивался во все, что говорил Карамзин, и все это возвышало его, укрепляло. Он сидел, важно оперши щеки на белые воротники, позабыв о Надежде Осиповне, Сашке и Лельке, долгах и своей квартире. Он был снова тем, чем ему быть надлежало, — шестисотлетним дворянином, человеком светским, одним из тех, с которыми говорят, которых приглашают. От приятности этого сознания он половины из того, что говорил Карамзин, не слышал. Он только смеялся от души тонким насмешкам над подьячим.

В полутьме, не зажигая свечей, Карамзин говорил, что ныне председатель гражданской палаты обязан знать Гомера и Феокрита, секретарь сенатский — свойства оксигена и всех газов, а вице-губернатор — Пифагорову фигуру...

Сергей Львович тихо засмеялся.

— ...надзиратель же сумасшедшего дома — римское право...

Это Сергей Львович постарался запомнить.

— Оксиген, Пифагор, надзиратель, — повторил он одними губами.

Между тем никто не заметил, что указ и «разум указа» — написаны безграмотно, слогом цветистым, лакейским — семинарским, если так можно сказать.

Сергей Львович вспомнил чистый лист бумаги и на нем обращение:

Всемилостивейший Государь!

Он признался в своей дерзости Карамзину, краснея как школьник, сознающийся в шалости, счастливый, уверенный, что все это вызовет одобрение. Он собирался писать государю... голос сердца! Великий боже! Но все почти собираются в Москве писать государю...

Карамзин замолчал. Он молчал, отвечая на лепет и смех Сергея Львовича осторожным кашлем.

Стало совсем темно. Карамзин не шевелился в своем кресле. Не дремал ли он? Только когда Сергей Львович стал прощаться, он слабым голосом, но совершенно холодно попросил передать поклон милой жене его.

Сергей Львович вышел, недоумевая, почему, вначале почтя его такой задушевной беседой, Карамзин охладел к нему в конце. Но Карамзин и сам уже много недель 138

сидел над листами бумаги в своем бстафьевском уединении; он и сам писал государю о том духе, который подьячий вносил в течение истории государства российского.