Читать «Юрий Тынянов. Сочинения в трех томах. Том 3» онлайн - страница 307

— Если б жив был Таврило Романович, он бы меня за это расцеловал, — сказал старичок.

Все — и быстрота перехода от какого-то дворцового случая к важному делу, и этот старый, важный, внезапный тон, и имя Державина — было как бы старым дворцовым рассказом, который Александр слышал уже когда-то в Москве от дяди.

— Ручательство Николая Михайловича и мой старый глаз обмануть не могут, — сказал старый куртизан. — Вы возьмите новое перо, лист бумаги, — и, пока я сосну, стихи будут готовы. Все важные дела делаются в час, не долее. Я уеду с ними, — так я говорил, так и будет, или я ничего не понимаю.

15

Пушкин не нашел ни Чаадаева, ни Раевского, один Каверин был дома.

Каверин ему, необыкновенно обрадовался.

— Я, милый мой, о тебе пари держал и твоим явлением разорен. Я говорил, что ты бежал из лицея в Петербург и что тебя ловят по дорогам. Молоствов же говорил, что ты за кем-то волочишься и будто тебя видели в лесу, одичалого от любви. Теперь сажусь писать, чтоб рубили дубки, нужно платить пари Молоствову, а тебе скажу прислать ягод из рощи. Сейчас придет Молоствов, он отсыпается с дежурства. Душа моя, посмотри на меня.

Он тихо свистнул.

— А ты и в самом деле нехорош. Вот я тебе завидую. Ты страдалец в любви, ты одними глазами красавицу измучишь, ни одна не устоит. А я ставлю горчишники, пью уксус, страдаю, а румянец во всю щеку. Никто не верит. Ты меня застал дома случайно, — у меня сильнейший пароксизм лихорадки, а завтра я должен скакать на Вихре в Павловск. Командирован. Конюшня Левашова приветствует принца Оранского.

Левашова, полкового командира, никто не любил. Эскадрон стоял в Софии, на каменном запасном дворе, а в каменном доме, что возле конюшни, жил командир, дом этот гусары звали заодно конюшней, и все приказы исходили из конюшни.

Каверин был сердит на дворцовую суету, придворные караулы, которыми их теперь донимали, на угодничество командира, на принца Оранского — и, кажется, в самом деле был болен. Он пил стаканами холодное шампанское, говоря, что оно должно помочь от лихорадки, назвал невесту принца Оранского, сестру кесаря, девою Орлеанскою и сказал на своей воображаемой латыни, что принц, наконец, уезжает.

— Deinde post currens — то есть: индюк путешествует на почтовых, — объяснил он.

Латынь Каверина славилась по всему Петербургу. Он пугал ею караульных. Deinde значило по-латыни: затем, но по-французски dinde значило: индюшка; post по-латыни значило: после, а по-французски: почта; только currens значило бегущий, а все вместе получалось: индюк путешествует на почтовых.

Он сидел, смотрел на Пушкина и все больше сердился.

— Хочешь, я помогу тебе выкрасть твою красавицу? Я затем рубился с Наполеоном, чтобы таскать рапорты конвою принца Оранского, камеристкам девы Орлеанской! Душа моя, ты не знаешь: как только получу деньги, расплачусь и иду в конюшню, пишу Левашову абшид. Где нам, дуракам, чай пить со сливками!

Он взял со стола какую-то бумагу, может быть приказ, и разжег свою пенковую трубку.