Читать «Юрий Тынянов. Сочинения в трех томах. Том 3» онлайн - страница 249

Ранее они свободно ходили в свои комнаты, занимались там чем хотели, — Фролов стал пускать туда только по билетам, выдаваемым им самим, за своею подписью.

Подпись его была подписью воина — черна и кругла. Всему он предпочитал военную службу и кадетов ставил в пример.

— У нас в корпусе,— говаривал он,— строй! Здесь — одна поверхность.

Он сожалел и презирал лицейские вольности.

Газеты и реляции Сазонов приносил ему на прочтение, и все излишнее полковник удалял ножницами.

— Магомет недаром говорил, — хрипел он, — лишнее удали.

Он охотно ссылался на Магомета и Алкоран.

Уступая светскому направлению обучения, он при случае затевал разговоры с воспитанниками. -Фролов любил Руссо. Так, он сказал Кюхельбекеру:

— Эмилия его бесподобна. Эту Эмилию у нас в корпусе наизусть знали.

Эмилией ₍ называл он Эмиля, принимая героя за героиню.

Фролов был строг к дядькам. Они, по его мнению, все потеряли дисциплину. Он выгнал одного из Матвеев, и теперь Александру прислуживал Сазонов, Константин. С белесым взглядом, длинными руками, он был вечно погружен в задумчивость. Иногда он улыбался по-детски. По утрам он обычно ходил сонный.

— Константин — человек верный, — говорил Фролов, — недалек, да верен. .

Фролов мечтал о верховой езде.

— Конный строй! — говорил он задумчиво. — Манеж недалеко, удивляюсь, почему бы не ввести: развязность и осанку дает только конный строй.

И вскоре он завел верховую езду. Они ездили в манеже. Александром, Вальховским, Броглио он был доволен:

— Над лукою склоняются, коня не боятся, и конь их понимает.

О Горчакове он отзывался с легким презрением: — Езда хороша, но дамская. Стремя на носке.

Кюхля, который с превеликим трудом раздобыл себе шпоры, вызывал его негодование:

— Пророк разрешит: конь ли его боится, он ли коня? '

6

Теперь на Розовом Поле они не слушали Чирикова.

Боролись, да так отважно и дерзко, что Чириков удалялся в беседку и, махнув на все рукою, набрасывал строфы поэмы, которою был занят всецело. Но шума не было: они пыхтели, падали, ворочались, извивались змеею — пока один из них, торжествуя, не попирал коленом падшего противника. Тогда общий шум начинался. Александр ввязывался в борьбу с любым противником, но часто несчастливо. Броглио был силен, руки у него были стальные. Однажды он предложил Александру бороться. Тот не отказался, но сразу же был схвачен в объятия, лишен возможности двинуть рукою — и побежден. Он побледнел, был в бешенстве, но больше с ним не боролся. Он стыдился своего роста: меньше Броглио, Малиновского, Данзаса, и завидовал им.

Комовский был еще меньше. Однажды Комовский боролся с Броглио. Они клубком катались по лугу. Все дело было в том, чтобы высвободить правую руку, — рукою можно было схватить противника за шею, отвести его руку, неожиданно разомкнуть объятия и вскочить на ноги^ Маленький тщедушный Комовский угрем вился в сильных руках, и вдруг, неожиданно силач Сильвер выпустил Комовского из рук, и все опомниться не успели, как тот уже сидел на нем верхом.