Читать «Юность Жаботинского» онлайн - страница 56

Эдуард Владимирович Тополь

Экстренно, секретно

Начальник Одесского тюремного замка

Его Сиятельству господину

Одесскомуградоначальнику

Рапорт

…надзирателем тюрьмы Трусевичем услышан разговор между содержащимися в тюрьме политическими арестантами в камерах: № 352 Якова Бейзмана, № 358 – Льва Подгуга под названием «Лобари», а также в камере № 78 Владимира Жаботинского и № 5З – Якова Иоффе, которые составили совет такого содержания:

Когда будут навешены на окна щиты, то содержащиеся в камерах должны единодушно действовать следующим образом: при выводе на прогулку не возвращаться в камеру и сопротивляться этому, а при малейшем усилии жандарма сделать крик, что над ним производят насилие. Тогда все находящиеся в камерах должны взбунтоваться, ломать двери камер, разбить все, что только возможно в камере – табуреты, окна, посуду и проч., а для того, чтобы иметь возможность быть выпущенными из камер для нападения на внутреннюю стражу, облить керосином и зажечь тюфяки, постельную принадлежность и деревянные рамы окон.

Проделать все это они должны моментально, чтобы администрация тюрьмы не успела вызвать войска, а содержащиеся в тюрьме уголовные арестанты успели примкнуть к восстанию. О готовящемся бунте как можно скорее, посредством передачи при свиданиях с родственниками, передать во все города для извещения своей партии.

О чем имею честь донести Вашему Сиятельству на благоусмотрение и зависящих распоряжений.

Начальник тюрьмы / подпись

21

Признаюсь, у меня нет вещественных доказательств тюремных страданий юного Жаботинского по рыже-огненной Марусе.

Зато тот факт, что «за отказ посылки статей в редакцию “Одесских новостей” политический арестант Владимир Жаботинский категорически заявил отказ от принятия пищи, от прогулки и от каких бы то ни было сношений с чинами корпуса жандармов», мне, как журналисту, говорит куда больше, чем вам, читатель. Потому что, с моей, профессиональной, точки зрения, дело тут не только и даже не столько в политическом протесте. Судите сами: как еще, кроме своих статей в «Одесских новостях», мог влюбленный Жабо напомнить о себе Марусе?

Конечно, и в тюремной жизни есть чем отвлечься от любовных терзаний: сюжеты типа «Летучего», вечерние дискуссии с соседями об индивидуализме, анархизме и антисемитизме, тайная переписка с ними методом «телеграфа» и во время коротких прогулок «советы» с «Гарибальди», «Лобари» и с самим «Господом Богом» относительно организации «бунтов». Даже мелкие события тюремного быта обретают тут особый смысл и могут сгодиться ему в будущей литературной работе. Например, нужно не забыть, как сначала его привели в комнату, которая была тюремной приемной. Сняли ремень (наверно, чтоб не повесился!), отняли кошелек с деньгами (их, правда, при нем же пересчитали). Часы, записную книжку и карандаш. Посадили в одиночную камеру. Поначалу целыми днями Владимир ходил по камере из угла в угол и пытался сочинять стихи. Не сочинялось. Как-то в камеру зашел старший надзиратель и спросил, не хочет ли он что-то почитать. Услышав положительный ответ, сказал: «Так я принесу из тюремной библиотеки». И принес увесистый том – подшивку «Журнала Министерства народного просвещения». Журнал был официальным органом МНП, в нем было опубликовано много указов и постановлений, но были и статьи, которые Владимир с удовольствием прочел.