Читать «Элегия Михаила Таля» онлайн - страница 33

лезть за ним в карман не приходится. Известно, например, что когда после лекции некто довольно бестактно спросил Таля - “Правда, что Вы морфинист?", то ответ последовал мгновенно:

- Нет, я чигоринец!»

Я. ДАМСКИЙ

(“Рижские шахматы ", 1986 г.)

Некоторые и по сей день придерживаются мнения, что Таль был наркоманом. У меня сохранилось письмо Михаила Моисеевича Ботвинника, в котором он, беспокоясь о здоровье выдающегося шахматиста, просит меня сделать все возможное, чтобы Миша излечился от морфинизма... Михаил Моисеевич тоже поверил, что Таль страдает наркоманией. Я утверждаю совершенно ответственно: Миша не был наркоманом! У него были дикие боли, которые ничем, кроме как инъекциями морфина или понтопона, не снимались... Миша никогда не бился в истерике, требуя “иглу”, - он погибал от чудовищных болей. В такие моменты не было выбора. Он принимал несметное количество обезболивающих препаратов. Он изо всех сил сопротивлялся возможному привыканию, он боялся стать наркоманом, и он им не стал... Я убеждена, что пристрастие к коньяку и почти круглосуточное курение являлись для него альтернативой наркотикам в борьбе с беспощадной, изнуряющей, разрушающей болью. Его ненормальный ритм жизни и работы тоже был средством отвлечения от физических страданий...

Как-то Тигран Вартанович Петросян горько пошутил: “ Если бы я вел такой образ жизни, какТаль, я бы давно умер. А он просто “железный Феликс”...

Мне порой кажется, что жизнь Миши была бесконечным вращением по какой-то сатанинской орбите, где следствие становится причиной, а причина - следствием. И в центре орбиты сияла манящая звезда по имени “Шахматы”. Остановить это вращение могла только смерть.

...Вообще-то говоря, мысленно возвращаясь в те годы, я иногда думаю: а что было бы, если бы Миша не был гением, рожденным для того, чтобы переполошить консервативный шахматный мир, вдруг ворвавшись в него ослепительно яркой кометой, чтобы повергнуть шахматного сфинкса Ботвинника и еще долгие годы после этого приводить своим именем в восторг поклонников шахматной игры и людей, абсолютно далеких от нее? Что было бы, если бы Миша был обыкновенным мальчиком, в меру остроумным, в меру образованным, прилично воспитанным?.. Как бы отнеслась его семья к бурному увлечению их сына моей особой? Наверное, бесконечно любя свое чадо (это черта всех еврейских родителей), они приложили бы все усилия, чтобы “смазливая актрисочка с сомнительной репутацией” ни в коем случае не стала бы женой их чистого и наивного мальчика, который, с их точки зрения, заслуживает более интересной партии...

Но в том-то все и дело, что Миша был гением. В этом их убеждали окружающие, об этом говорили феноменальные Мишины успехи в шахматах, этим они прониклись и сами по себе, окончательно и бесповоротно. И они стали выполнять великую миссию, предначертанную им Богом. Они оказались в зависимости от собственного сына, любое желание которого, любая фантазия становились непреложным законом. Поэтому, если Миша полюбил Салли, надо приблизить Салли, надо оградить Мишу от порочащих Салли разговоров. Я думаю, что мой переезд в дом Талей был продиктован Мишей, а Ида же и Роберт неукоснительно выполнили его требование. Но как люди воспитанные они старались убедить меня в том, что любят меня не меньше, чем их сын. Другое дело, что с течением времени они по-настоящему приняли меня и полюбили, как родную дочь. И я это чувствовала даже тогда, когда семья наша распалась фактически, а потом и юридически, и даже тогда, когда у Миши возникла другая семья. Что же касается меня, то Роберта и особенно Иду я любила все годы и продолжаю любить их по сей день так, как будто они живы...