Читать «Школа кибернетики» онлайн - страница 63

Александр Мильштейн

Но даже больше, чем запреты, сводило с ума идиотское предписание.

— Вам нужна жена или постоянная любовница, — сказал ему все тот же врач.

— Что? — воскликнул Матвей Ильич. — Да мне уже о душе пора подумать! ,

— Вот-вот, я же вижу, что у вас какая-то нездоровая дихотомия, — хитро улыбнулся доктор, — и как следствие мы имеем реванш плоти!

Накануне событий, хотя каких таких событий? Просто накануне, то есть 31 августа, Матвей Ильич ехал в битком набитом автобусе в предварительные кассы и под полой своей куртки (день выдался пасмурный), можно сказать за пазухой у себя, нашел прехорошенькую головку. Возле рынка многие вышли, стало свободнее, и девушка выпорхнула из Матвея Ильича и села у окна. Он, поколебавшись, сел рядом. Труднее было заговорить, но в конце концов он решился. «Давайте сойдем вместе на следующей и отправимся в кафе». — «Я выхожу через две — возле гостиницы», — сказала девушка. На следующей Матвей Ильич не вышел, но он не вышел и через две. «Я понимаю вашу проблему, но, к сожалению, ничем не могу вам помочь», — сказала девушка перед тем как выйти, и этот ответ так поразил Матвея Ильича своей точностью, что он не заметил, как автобус доехал до конечной, развернулся, поехал назад. Мир был автоматом. Люди — автоответчиками. Это было накануне, сейчас все было снова пристойно, по крайней мере, механизмы спрятаны. Все были завернуты в клеенки. Грязь остывала, вставать не хотелось. Мимо пронеслись разносчицы. Две хохотливые плотные тетки в черных трико. Они неутомимо выбегали из дверей, пригнувшись от тяжести гигантской лепешки, которую тащили на отрезе целлофана. Подбежав к пустой койке, на счет «три» забросили на нее свою ношу. Голый астеник с козлиной бородкой сел в центр лепешки и взвыл — грязь была горячая. Женщины захохотали. «Почему женщины? — думал Матвей Ильич, глядя, как они закатывают человека в черное тесто. — Но хоть не черти. И глина, не Смола.

Но отмывается не лучше. И тетки в этих черных трико похожи на чертей, у обеих черные кудри... В горящую избу...» Матвей Ильич отвернул клеенку, сел и вырыл из черного месива контуры своего тела. Довольно приблизительные. «Я леплю из пластилина, — тихонько запел он, уточняя свои контуры, — пластилин нежней, чем глина...» Он встряхивал руку, и комочки с чмоканьем падали в общую массу. Все лишнее он не убрал таким образом, и с кушетки поднялся не совсем еще Матвей Ильич, но черная заготовка. Остальное сделала вода, но водные процедуры я не буду переписывать. Матвей Ильич переходит из черновика в чистовик не сказать с сокращениями, это звучит как-то анатомически... с купюрами, — Матвей Ильич переходит с купюрами какой-то никому здесь не нужной валюты, поэтому он ходит от ларька к ларьку, безуспешно пытаясь их поменять, пока солнце не загоняет его в парк — на его любимую скамеечку возле неработающего фонтана. Рядом с будочкой турбюро. Сощурившись, Матвей Ильич прочел на ней заглавие нового плаката: «МИР БЕЗ ГРАНИЦ», и вспомнил, как на центральной аллее санатория страшный бритый парень в тельняшке наставлял на всех встречных указательный палец и говорил: «Ты — глюк». Матвея Ильича он тоже включил в этот список, а потом запел: «Мое сознанье не имеет границ — дайте скорее шприц!» Матвей Ильич подумал, что у него самого до сих пор не было никакого наркотического опыта. Он об этом не сожалел, стакан вина был в данный момент пределом мечтаний. У этих, допустим, нет границ, но пьяному тоже море по колено. Так я не смогу, надо что-то придумать, — сказал себе Матвей Ильич, — или хватит думать, просто разрубить морской узел... В секту скопцов пойти. Была такая в России. Не только. Но там они только провозглашали, а здесь, как всегда, на самом деле, нет, все кончится простым ударом, — говорил себе Матвей Ильич, перемещаясь по скамейке вслед за уползавшей влево тенью. Жара была немыслимая. Мыслить в такую жару значило не существовать. «Гип-гип ура!» — неожиданно сказал Матвей Ильич вслух непонятно по какому поводу. Вообще-то должность его так называлась: ГИП. Главный инженер проекта. Он подошел к фонтану, чтобы намочить рубашку. И увидел, что достает из воды сидящая на бордюре девочка. Она доставала из воды ос, клала их на теплый бетон, они начинали шевелиться. Матвей Ильич наблюдал, положив мокрую рубашку на лысину. Эдакая дюймовочка. Матвей Ильич отверг саму мысль. Солдат ребенка не обидит. Офицер тем более. Матвей Ильич был капитаном запаса. Запас кончался. Капитан должен был сойти последним. Небо заволокло, и он переехал на скамейку на набережной. Мимо прошла уже целая стайка школьниц, и Матвей Ильич вспомнил: первое сентября. Первое сентября было для Матвея Ильича каким-то трансцендентным числом. И в школу он пошел не первого, а неизвестно какого, потому что строители не успели сдать к первому школу. Кроме того, первого сентября Матвей Ильич не пришел в загс, а его невеста вместе со свитой ждали два часа. Он почти стер этот день из памяти. Даже не столько из-за чувства вины, сколько ради того чтобы не дай бог не вспомнить и не испытать заново чувство, которое помешало ему дойти до