Читать «Шварце муттер» онлайн - страница 152

Брат пошатнулся, закусил губы, но согласно кивал – он давно взвесил на весах политику и любовь, и любовь, увы – найдена была очень легкой. По сравнению со счастьем их маленькой, бедной родины. И со счастьем – семьи. Он уходил, раня шпорами паркет, не оглядываясь, прямо держа спину. И, наверное, поехал потом в казармы – там много других темноглазых узкоплечих остзейцев, с таким похожим профилем…Таких, как Рене – ну, почти.

Но все сделано было правильно – потому что ни человеку, ни вещи, ни делу нельзя давать над собою власти. А игра их слишком уж многое забирала от них обоих – и даже душу. Которой, кажется, и не осталось уже у Рене. Всю ее выцарапала из него когтями химера. Или же нет – что-то да оставила?

Рене мысленно простился с любимой, дорогой игрушкой. С легким выдохом облегчения и с бесконечной жалостью – огромной, как слон или кит. До седьмого неба китайских богов – огромной. Но… «ни сыну, ни жене, ни брату, ни другу не давай власти над тобою при жизни твоей». Агностикам тоже ведомо святое писание, хоть агностики и делают вид, что с ним незнакомы.

В печи гудел огонь, и позади печи кто-то возился, то ли печник, то ли шпион. Рене забрался с ногами под пухлое бархатное покрывало, отдернул полог, и щелкнул пальцами – позвал. В спальню вошел арап-казачок, в арапских своих косицах, жгуче-черно-бархатный, со шкатулкой для рукоделия на вытянутых руках. Он шел, вытаращив от усердия глаза с эмалевыми белками, медленно, и как будто танцуя.

Рене видел однажды, как марширует персидский полк – они тоже шли, танцуя, разве что чуть иначе, подпрыгивали на каждом шаге, как зайчики. Они маршировали, танцуя – перед своим шахом. И так же шли они на смерть, танцуя, и так же, танцуя, умирали…

Рене принял из рук арапчонка шкатулку, и вытащил одно за другим – спицы, клубок, недовязанную чулочную пятку. Нитки запутались, и Рене распутывал их, терпеливо, почти не ругаясь.

– Отчего ты любишь вязать, Ренешка? – спрашивала его когда-то дурочка Лисавет.

– Оттого, что люблю все запутывать, – отвечал он ей тогда, по всем правилам галантного флирта.

Запутывать – чтобы потом распутывать…Рене жестом отослал казачка, и принялся вязать, считая про себя петли. То ли печник, то ли шпион за печью затих, быть может, ушел, соскучился. Рене, наперекор мысленному счету, чутко вслушивался – в запечную возню, в ночные звуки за окном.

Вот фонарщик затеплил на улице фонарь – теплые блики легли на портьеры. Вот прошел, лязгая сбруей, ночной дозор, и сразу следом – прокрался почти бесшумно тать, ночной работничек. Рене сбился со счета, распустил петли и принялся считать снова. Запутывать – чтобы потом распускать…как Пенелопа.

Этим вечером Эрик фон Бюрен спросил его, отводя глаза и мучительно хмуря брови:

– Ты ведь так и не женился, Рене. Что же тогда ты делаешь вечерами?

– Ты не поверишь. Сижу на подушках в своей одинокой холостяцкой постели и вяжу на спицах очередного безобразного кадавра, – голос Рене был тихий, безупречно поставленный, с франкофонными взлетами и падениями тона.