Читать «Шаг в сторону. Загадка "Эндхауза". Адресат неизвестен» онлайн - страница 44

Агата Кристи

— Потому что мне никто не поверит. Когда в сорок пятом меня забрали, мне тоже никто не верил. Теперь уж я здесь во второй раз, теперь уж конец, теперь я ни за что не выдержу.

Он был на грани истерики, а я не понимал почему. Когда он упомянул сорок пятый год, я вспомнил, что после революции у него тоже были какие-то неприятности, и начал прощупывать почву. Очень осторожно, чтобы он снова не расплакался.

Он утверждал, что во время войны у него забрали отца, пенсионера-железнодорожника, за то, что тот кого-то спрятал. Отца отвезли в концлагерь. А самого Вегрихта в гестапо страшно избили и потом обещали отпустить, потому что против него не было никаких доказательств, но дальнейшая судьба его отца зависела от того, насколько сын сумеет доказать свое хорошее отношение к рейху. Это было в 1944 году. Когда Вегрихта выпустили, он не придумал ничего лучшего, как прочесть лекцию об арийской расе. Конечно, все сразу от него отвернулись, а он боялся кому-либо что-то объяснять, потому что в гестапо ему запретили говорить об отце.

Вскоре он получил урну с пеплом отца, после чего у него был нервный припадок. Очевидно, все это было очередной «шуткой» какого-нибудь гестаповца, во время войны это часто случалось. Общественное мнение решило, что коллаборационисту совесть не дает покоя. В 1945 году, после окончания

б Сборник

65

войны, его снова посадили, на сей раз наши. Тогда, видно, в пылу толком не разобрались в деле и всыпали ему. Через два месяца он предстал перед комиссией, его дело пересмотрели и признали, что он не виновен. Только эти два месяца он как коллаборационист расчищал руины. Видно, натерпелся. Потом он уж не мог вернуться к преподавательской работе, потому что это клеймо па нем осталось.

Все это доктор мне рассказал, всхлипывая и сморкаясь. Может, это и была правда. Если бы он был виноват, ого бы не оправдали и он не смог бы вернуться на государственную службу. С другой стороны, и полное оправдание могло быть связано с какими-то махинациями.

Я решил для ясности посмотреть материал об этом деле. В случае, если Вегрихт сказал правду, нужно было как можно скорее выпустить его, потому что он попал в нашу историю случайно. Этот запуганный, истеричный человек мог здесь свихнуться окончательно и стать ни на что не пригодным. Было бы жаль: ведь он неплохой специалист и очень добросовестный человек, не говоря уже о том, что он просто не виновен.

Конечно, я сам не мог его освободить. Посадил его сюда Бахтик, и выпустить его мог только он. Суд все равно оправдал бы доктора, но, когда человек находится в таком подавленном состоянии, каждый лишний час тюрьмы по отношению к нему преступление.

— Прошу вас, — вздыхал он, — если есть на свете какая-то справедливость, выпустите меня! Вы не знаете, как трудно, когда человеку никто не верит, когда люди от вас отворачиваются, плюют на вас. Я во второй раз этого не переживу.

Я попрощался с ним.

Решения комиссий хранятся в архивах, если их не сжигают. К счастью, дело Вегрихта нашли очень скоро. Его отпустили тогда с извинениями; было ясно, что он не виноват. Уголовный преступник Бернбах, который навел его на мысль об этой лекции и которого позднее судили и повесили, помнил о том случае и подтвердил на допросе. Это и спасло доктора, потому что иначе бы ему никто не поверил — лекцию-то он прочитал.